провалился.
– Я стою на площади среди людей. Площадь огромная, и я знаю, что она вмещает всех людей на земле. Ничего особенного не происходит. Все просто двигаются туда-сюда, насколько позволяет пространство вокруг и теснота. Постепенно то на одном, то на другом лице появляется выражение непонимания происходящего, и люди начинают что-то говорить, что-то спрашивать друг у друга. Но ни один не может другого понять. Тут они почему-то начинают показывать на меня и двигаться ко мне. По мере того, как все больше людей обращают на меня свои взгляды и вытянутые руки с указательными пальцами, я начинаю расти, все выше и выше, уже раза в три-четыре выше любого человека в толпе. Они винят во всем меня и кидаются, как лилипуты на Гулливера. Я чувствую в себе силу говорить с ними и научить говорить их, но они злы и все больше похожи на надоедливых мух. И я лишаю их языка, а себя зримого образа в этом мире. Потеряв внимание, я снова возвращаюсь к прежним размерам, но теперь меня никто не видит. Как в том старом сне, о котором я писала вам в письме, я иду через толпу, текущую вокруг меня. Лица будто бы пошли рябью. Злоба разбавилась растерянностью и страхом. Проходя мимо сотен и тысяч людей, я вдруг замечаю одно с выражением абсолютного спокойствия. Оно смотрит на меня и видит меня. Это ваше лицо. На этом я проснулась.
Художник несколько минут смотрел на меня, не отрываясь, затем подошел, отстегнул наручник, сунув его в карман, забрал полотно с мольберта и поднялся по лестнице. Я услышала звук запираемого снаружи замка. В этот день он больше ко мне не спускался.
Внезапную свободу я потратила на обследование своей части дома на предмет колюще-режущих или любого другого предмета, способного в моих руках нанести тяжкие телесные повреждения человеку в полтора раза выше меня. Кухонные ножи и все мои немногочисленные инструменты исчезли, видимо, в ту же ночь, что и бритва. Пропал также мой телефон. Я рассмотрела разные варианты изготовления дубинок и заточек, но приемлемого пока не подобрала. Что интересно, я не так уж и торопилась освободиться. Мысленно я вроде как прикидывала варианты только на случай агрессии с его стороны, но выходить из игры мне пока не хотелось. Я заняла в ней свою позицию, и она мне нравилась.
На следующее утро я проснулась все так же свободной в пределах своей клетки. Моя рука не была привязана к кровати. На верхней ступеньке лестницы, ведущей в часть дома хозяина я обнаружила большой пакет с продуктами. Художник не появлялся три дня, а я убедилась, что узкие окошки у потолка моих комнат не открываются и слишком узки, чтобы в них пролезть, вздумай я разбить их. Остальное время я развлекалась уточнением и развитием личной мифологии, а также примеряла на себя способы, которыми могла бы убить человека – такой вариант развития событий все еще казался вполне вероятным. Смогла бы я, например, воткнуть кусок разбитого зеркала ему в шею? Пока в своих размышлениях я не доходила до того, как незаметно раздобыть орудие или оказаться в ситуации, в которой бы мое нападение стало бы наиболее неожиданно, физически