серому коридору, постоянно раскланиваясь с сотрудниками и перебрасываясь редкими фразами с любопытствующими. Таких, впрочем, было немного. Все спешили по делам кто куда.
Зайдя в кабинет к главному, Арсений споткнулся от неожиданности – на диване, непринужденно поджав под себя ноги, сидела уставшая Марина в черных джинсах и черном свитере. Она постоянно носила черное, считая, что этот цвет придает загадочности ее облику.
Рядом с ней, как обычно, обитал ее представительный менеджер в строгом костюме-тройке и завязанном сложным узлом белоснежном галстуке, призванном подчеркнуть неординарность своего владельца. Он внимательно слушал редактора, что-то настойчиво ему внушавшего.
Завидев Арсения, Марина завлекательно улыбнулась, чуть склонив голову набок. Ей нравилось видеть восхищенный блеск в глазах своих обожателей и всегдашнюю готовность пасть к ее ногам. Особенно у этого, одного из своих самых давних и упорных поклонников.
Арсений автоматически улыбнулся в ответ и вдруг понял, что того священного трепета, который охватывал его при каждой встрече с этой невероятной красавицей, больше не испытывает. Он даже растерянно посмотрел вокруг, будто уверяясь, что он на этом свете, а не на том, и снова посмотрел на нее.
Хороша и даже очень. Но вот какая-то потрепанная эта красота. Может, она просто устала? Ведь ей наверняка пришлось работать все новогодние праздники.
– Нечего пялиться на мою девочку, – лениво предупредил его Гоша. – За погляд и деньги берут.
Арсений поморщился. Деньги, деньги и снова деньги! Он что, ни о чем другом говорить не в состоянии?
– Знаю, это твой кусок хлеба. С колбасой, маслом и икрой. – Сказал жестко и даже развязно, Марина поморщилась от его хулиганского тона, но он добавил еще похлеще: – А что ты делать будешь, если она от тебя уйдет? По миру пойдешь?
– Никуда она от меня не уйдет. Влюбленные дураки приходят и уходят, а я остаюсь, – свирепо заверил его нахохлившийся менеджер. – Я – это ее деньги! Заработок! Уровень жизни, наконец! Я у нее единственный!
– Да ради бога, кто против-то? – Арсений еще раз внимательно посмотрел на артистку. Она показалась ему какой-то ненастоящей, искусственной, как мишура на елке.
«Красивая, никто не спорит. На нее можно любоваться, как на картину в музее. Интересно, а говорить с ней о чем-то можно?» – мелькнула в голове странная мысль. – «Я же с ней никогда ни о чем не разговаривал».
Марине не понравился этот развязный тон и изучающий взгляд. Она выпрямилась и угрожающе нахмурилась. Еще пару дней назад от ее заломленной брови, обещающей неприятности, Арсения прошиб бы холодный пот, но теперь он лишь безразлично смахнул с рукава прилипшую пылинку и спросил у редактора:
– Павел, ты когда сможешь меня принять?
Тот кинул тоскливый взгляд на часы, и стало ясно, что эта парочка обитает у него уже долгонько.
– Я тебе