чем у Эвис Каро. Это было не просто предположение – он знал ее давно и досконально, каждое ее настроение и характер в целом.
Тяжелый фургон, проезжавший мимо, заглушил для него ее тихий голос; но зрители были довольны, и она разрумянилась от их аплодисментов. Теперь он занял свое место у двери, и когда люди перестали выходить, он нашел ее внутри, ожидающей его.
Они медленно поднимались домой по Старой дороге, Пирстон взбирался по крутому склону, держась за придорожные перила, и тащил Эвис за собой под руку. На вершине они обернулись и замерли. Слева от них небо веером расчерчивали лучи маяка, а под их фронтом, с периодичностью в четверть минуты, раздавались глубокие, глухие удары, похожие на одиночные удары барабана, промежутки между которыми заполнялись протяжным скрежетом, как от костей между огромными собачьими челюстями. Он доносился из обширной впадины бухты Мертвеца, нарастая и замирая у галечной дамбы.
Вечерние и ночные ветры здесь, по мнению Пирстона, были наполнены чем-то таким, чего не было в других местах. Они приносили это из той зловещей бухты на западе, чье движение сейчас слышали и она, и он. Это было присутствие – воображаемая форма или сущность человеческого множества, лежащего внизу: тех, кто пошел ко дну на военных кораблях, ост-индских моряков, на баржах, бригах и кораблях Армады – избранных людей, простых и униженных, чьи интересы и надежды были столь же далеки друг от друга, как полюса, но которые довели всех до единства на этом беспокойном морском дне. Можно было почти ощутить прикосновение их огромного составного призрака, когда он бесформенной массой носился по острову, взывая к какому-нибудь доброму богу, который снова разъединил бы их.
В ту ночь они долго бродили под этим воздействием – вплоть до старого церковного погоста, который лежал в овраге, образовавшемся в результате оползня много лет назад. Церковь опустилась вниз вместе с остальной частью утеса и давно превратилась в руины. Казалось, это говорило о том, что в этом последнем оплоте языческих божеств, где еще сохранялись языческие обычаи, христианство утвердилось в лучшем случае не очень надежно. В этом священном месте Пирстон поцеловал ее.
На этот раз поцелуй был отнюдь не инициативой Эвис. Ее прежняя демонстративность, казалось, только усилила ее нынешнюю сдержанность.
* * *
Тот день стал началом приятного месяца, проведенного ими в основном в обществе друг друга. Он обнаружил, что она может не только декламировать стихи на интеллектуальных собраниях, но и неплохо играть на пианино и петь под собственный аккомпанемент.
Он заметил, что задача тех, кто воспитывал ее, состояла в том, чтобы умственно увести ее как можно дальше от естественной и самобытной жизни обитательницы необычного острова: сделать ее точной копией десятков тысяч других людей, в обстоятельствах жизни которых не было ничего особенного, отличительного или колоритного;