бы закончилась ночь, которая имеет магическую власть превращать маленькие страхи в безумие ужаса. Я изо всех сил старался уснуть под ритмичную дрожь оконных рам.
Разбудил меня аппетитный запах, доносившийся из кухни. Мой вчерашний попутчик ловко колдовал над кастрюлями и сковородками. Все его движения были привычными ему и оттого уверенными.
– Я отлучусь после завтрака, – сообщил он, поставив на стол нечто аппетитное на идеально белой тарелке… Еда, названия которой я не знал, выглядела шикарно. Нет, словом «шикарно» не передать впечатление от этого незнакомого мне блюда из овощей. Мне казалось, оно излучает сияние, а на вкус – безупречно, почти само совершенство.
Этот завтрак кардинально отличался от моего привычного приема пищи – обычно я ел что-нибудь жареное, тушеное или вареное прямо из кастрюли или сковороды, поставленной на пол. Неужели я достоин, чтобы меня так обслуживали? Меня охватило волнение от торжественности момента, словно я был приглашен на банкет, и одновременно страх – как будто я занял чужое место.
Увидев Ачжосси впервые, я обратил внимание на его «бандитский» вид. Если бы он тогда сказал, что работает с ножом, то мое воображение нарисовало бы всевозможные сцены насилия с его участием. Наверное, поэтому, когда он представился Сохо поваром, та пропустила его слова мимо ушей, не придав им значения.
Я не стал отговаривать Ачжосси от вылазки из ресторана. Видел, что он упрямый, вряд ли мои уговоры смогли бы удержать его от затеи. Ну и на самом деле мне было даже немного любопытно, насколько невыносима адская боль, о которой предупреждала Сохо. Если дядька готов испытать ее на себе, я только поблагодарю его. Ведь если боль за непослушание окажется вполне терпимой, то и мне глупо терять в этих стенах отпущенное время. Мопед! Надо будет погонять на мопеде. Хочу носиться на нем всю ночь напролет, до изнеможения, до тех пор, пока не появится ощущение, что сердце вот-вот выскочит из груди. Я уверен, это принесет мне чувство свободы и полета.
– Вымой посуду. Я приготовил еду – ты вкусно поел, значит, вымой посуду. Так будет справедливо.
Я и сам подумал об этом, закончив с завтраком. Но от этих его слов намерение мое почти испарилось.
Я недовольно гремел посудой в мойке, когда послышался скрип перекошенной деревянной двери, – это ушел Ачжосси. Помыв посуду, я улегся на сдвинутые столы. Было любопытно, в каком же состоянии он вернется. От этого будут зависеть мои дальнейшие сорок девять дней.
Яркий дневной свет бесцеремонно проникал сквозь широкие окна. Солнечные лучи удлинились и дотянулись до столов. Я как гусеница, медленно отползал в тень, скрываясь от надвигающегося солнца.
Именно тогда это и случилось.
Тук-тук – раздался громкий звук у входа. С улицы в приоткрытую дверь ворвалось солнце. Яркий свет, вмиг упавший на лицо, не позволял открыть глаза и что-либо разглядеть. Пытаясь спрятаться от ослепительных солнечных лучей, я повернулся набок. И только тогда смог разглядеть человека, стоящего на пороге.
– Вы работаете?
К