смотрел паренек лет пятнадцати. Ничего примечательного: светлые волосы, ямочки на щеках, тонкие губы.
– Ну, сплавится и вернется, – неуверенно пробормотал Выхин.
Он потер виски, разгоняя подступающую боль. А вдруг вокруг уже не реальность? Вдруг он валяется где-то на пляже, его откачивают врачи, поливают лицо минералкой и ставят капельницу? Или, что еще хуже, никто не заметил еще одного уснувшего, и он тихонько скопытится к утру. Какая ирония, увидеть море и умереть.
– Можно я к себе поднимусь? – попросил он. – Ноги не держат. Я как-то не готов по вечерам бегать по лесу в поисках людей. Не моя работа.
Глаза Аллы нервно бегали. Она подалась вперед, взяла руку Выхина своей. У нее были ледяные пальцы. Ледяные и влажные. Можно ли чувствовать холод в мороке?..
За спиной Аллы скрипнула входная дверь ее квартиры. В образовавшейся небольшой щели будто появился кто-то, но сразу же исчез.
Выхин хотел сказать, что Алла не в себе, что ей лучше сейчас вернуться в квартиру, отоспаться или выпить какие-нибудь лекарства – какие-то она наверняка пьет! – а еще лучше вызвать скорую и не выходить на улицу, пока не придет в чувство. Но Алла его опередила, она спросила:
– Санаторий помнишь? Тот самый, где остались «семерка» и «восьмерка» Капустина? Нам туда. Наш квадрат. Говорят, пацан решил там переночевать. Сбегаем быстро, прочешем местность и обратно, хорошо? А потом напьемся и переспим.
– Что ты сказала?
Перед ним снова стояла Элка. Постаревшая, пополневшая, с мешками под глазами, с поредевшими и жирными волосами, собранными в хвост. Но – Элка, а не Алла. Девочка из прошлого, первая настоящая любовь.
– У нас людей не хватает, – ответила Алла. – На весь город двадцать человек. А остальные – каждый сам за себя. Представь, что этот пацан такой же, как ты. Убегает от мира и не понимает, какой опасности себя подвергает. Как он будет сплавляться по реке? Выживет? Я не уверена. Надо помочь, Лёва.
Выхин тряхнул головой, в надежде проснуться на пляже, оказаться где-то в другом месте, хоть в больнице, хоть на скамейке безымянного вокзала в чужом городе.
Он не хотел возвращаться в санаторий – и одновременно очень хотел. Забытые дурные воспоминания утащили за собой в бездну и хорошие воспоминания тоже. Память иногда бывает неразборчива, как старый алкоголик.
Дверь в подъезд отворилась, и в пролет ввалилась та самая ватага подростков, что ранее оккупировала лавочку. Выхин посторонился. Ему на миг показалось, что Алла сейчас присоединится к толпе пацанов. Закричит, как в юности: «Погодите, не спешите!» – и исчезнет на следующем лестничном пролете. Но подростки прошли, никого вокруг не замечая, галдя и слушая музыку. Новомодный бит гулко разносился по этажам.
– Пойдем, – повторила Алла, убирая ориентировку в нагрудный карман. – Пожалуйста.
Выхин вздохнул. Он уже понял, что согласится.
– Учти, презервативы я не захватил, – неловко пошутил он, натягивая влажную футболку и штаны, прилипающие к ногам.
Алла неопределенно