души без плохого хорошему не бывать мужчины нет без женщины без удобрения нет урожая без воды человек жить не может без воздуха человек задохнётся рыба не может жить на суше негру всегда быть негром белый останется белым всё рождается всё умирает звёзды падают некому держать всё притягивается к единосущному, чтобы разбежаться в разные стороны при первой опасности апостолы деньги зло, – но без них жить нельзя, – за каждой революцией следует контрреволюция рождение смерть пробуждение завтрак опорожнение заполнение жизнь…. Верится, что не за горами то время, когда кроме протяжённости человеческая мысль обретёт долгожданный вес, чтобы обрушиться всей тяжестью на головы дурней, простофиль, балбесов, словно обоюдоострый меч правосудия, демонстрируя мощь силы гравитации человеческого разума. Natura nihil facit frustra. Experientia docet. Cogito, ergo sum. Habent sua fata libelli. Et cetera.2
Ну, что ж! И мы в каком-то смысле потомки рационалистов: “with one auspicious and one dropping eye,// with mirth in funeral and with dirge in marriage ,// in equal scale weighing delight and dole…”3 Оценим по достоинству заслуги рационализма, поклонимся ему в ноги и коснёмся, дети мои, лбом дощатого пола, сложим руки в немом восхищении и произнесём в унисон: “Je suis seul sans toi. Je suis malade sans toi. Je suis comme un orphelin dans un dortoir sans toi.4 Ощутили благодарность? С этого всегда начинается всякое великое дело: “Can you speak English?” 5 – А именно: “ Deus ex ratio”.6
Боже, как я любил рацио ( так мы называли рационализм между собой: друзьями )! Как мы обожали собираться вместе – я и мои верные Санчо-панчесы – и обсуждать, и подсчитывать, и рассчитывать, и строить планы, и вырабатывать методы, и обосновывать их. Сколько вечеров и ночей провели мы вместе в бурных приливах и отливах дискуссий! Мы поели огромное количество бутербродов с красной икрой, с сырокопчённой колбасой, с копчёнными окороками, с самой изысканной солёной и несолёной, речной и не речной рыбкой и рыбёшкой, осушили бесчисленное количество бутылок белого и красного вина, сухого и полусухого шампанского, домашних наливок, народных самогонных заквасок, водки белочистолимонной, шнапсу баварского, виски шотландской, какого-то пойла, вонючего и липкого, привезённого уроженцем отдалённой страны на берегу Ледовитого океана. Но, к сожалению, задор молодости постепенно за застольем угас. Всё труднее заснуть и проснуться: мучают кошмары. Только иногда, вечерами, когда догорает пламя камина, вспоминается незабываемый вечер на Воробьиных горах, где мы, молодые и счастливые от хмеля и съеденного, взявшись за руки, чтобы крепче почувствовать землю, клялись никогда не предавать друг друга и, следовательно, не изменять тем мыслям и планам, и расчётам и подсчётам, и выкладкам, к которым пришли сообща в полумраке холодных отрезвительных казематов под бешенную бестактную музыку, доносившуюся откуда-то сверху. К огорчению, с молодостью прошла верность клятвам. Где вы теперь, друзья?!
Вы догадались, терпеливые читатели, что рационализм свойственен молодости. Не зря у физиков есть золотое правило: не женился до двадцати семи лет – так никогда и не женишься.
Почему? Да. Шут его знает! Перерос, значит,