бы каплю воды, но я понимаю, что это гиблое дело. Лидия Ивановна хоть уже и ушла, на вечернюю смену заступила Римма. Такая же гнилая внутри, хоть и моложе.
Им плевать на нас, и если “угодных” бабочек они еще берегут, то неугодных, как я, быстро списывают. Они не боятся милиции и всяких там проверок. Уже повзрослев, я поняла, что их кто-то покрывает. Супруг Лидии Ивановны – какой-то там высокопоставленный мент, так что мои угрозы обратиться в милицию – не более чем наивная пустышка, в которую не верю ни я, ни сама Лидия Ивановна.
Я просыпаюсь ночью от какого-то шуршания под дверью. Поднимаюсь, прокашливаясь. Мне жутко холодно, и меня прямо трясет. Приложив руку ко лбу, понимаю, что у меня температура. Очень вовремя, Ксюша. Просто молодец, умница! С таким парадом ты не дотянешь даже до выпуска. Так держать.
– Ксюша…
Глухой скребок в дверь повторяется, и я поднимаюсь. Я узнаю ее голос сразу, и улыбка озаряет мое лицо. Меня пришли проведать.
– Таська, ты?
– Ну а кто? Я, конечно. Ты как… Больно было? – спрашивает осторожно, а я не хочу Таську пугать. Она как ромашка – такая нежная, пугливая, чуть что – сразу в слезы. Даже хуже меня.
– Нет… Тась, иди спать. Уже поздно.
– Я не могу уснуть. Мне страшно. Скажи, что там было? Мужчина… какой он был? Он тебя бил?
Таська на год младше, и она домашняя. Этим все сказано. Ее родители были какими-то шишками, она не знала голода и поначалу даже ревела от громкого голоса надзирательниц. Мне ее жаль, она совсем не приспособлена для такой жизни.
– Тась, меня никто не тронул. Все обошлось, только не говори никому.
– Не скажу. Ксюш, я… я пришла попрощаться.
– Что? В смысле?! Таська, что удумала? Не смей мне тут нюни разводить! Ты слышишь? Все нормально будет!
– Я слышала разговор Риммы и Лидии Ивановны. Они обо мне говорили, а потом я видела свою анкету у нее на столе и фото какого-то жирдяя со свиным лицом. Ему лет шестьдесят, наверное. Ксюш, я следующая. Он заберет меня через два дня. Там дата была. Я не стану бабочкой. Слышишь?! Не стану!
Поджимаю губы. Хочется сказать, что она напутала, но я сама знаю, что это правда.
– Тась, ну куда ты пойдешь? Зима на носу, уже морозы начались. Я сама боюсь сбегать, а ты тем более, мы никому и здесь-то не нужны, а за пределами так наверняка. Ты не выживешь.
– Выживу, а нет, так стану солнечным зайчиком! Помнишь, мы пускали зеркалами? Я буду так свободна! Я больше не могу здесь, Ксюш. Это какой-то ад, а не детский дом.
Слезы наворачиваются на глаза. Зайчики – было дело. Пускали, когда было солнечно. Про ад думать не хотелось.
– Помню. Все я помню, Тась.
– Прощай, Ксюша. Прости, что ничем не могу тебе помочь.
– Прощай, Тася…
Опираюсь о дверь, становится дико жарко. Поднимаю взгляд на синее-синее ночное небо, и почему-то вспоминаются глаза того мужчины из замка. Олигарх. У него тоже очень синие глаза, холодные, как айсберги.
Владлен.
Влад-лен.
Его имя перекатывается у меня на языке.
Я