поглубже и просто смирюсь с тем, что нам, возможно, придется когда-нибудь пересекаться на работе. Вот и все. Просто чужая жена, просто медичка на работе, и то не факт. Да, еще болит, ноет. Это уже как хроническая болезнь. Привык к ней, если не тревожить. Но сегодня не тревожить уже не получается, как и каждые новогодние праздники. Это уже стало моим гребанным проклятием.
Закуриваю. За мной на улицу выходит Бес. Встает рядом, облокотившись на деревянное ограждение. Вижу, что еще что-то сказать хочет. Он не из тех, кто долго ходит вокруг да около, но сейчас почему-то не решается.
– Говори уже, – прислоняюсь затылком к холодной стене террасы и выпускаю дым. Думаю, что хуже мне уже вряд ли будет. Но ошибаюсь.
– Ксюша из декрета выходит после Нового года, – режет он меня по живому. Надеялся, что эта сердечная рана зарастет и огрубеет, но нет. Каждый раз она начинает кровоточить, стоит мне заговорить о Гуровой.
“Нет, больше не болит. Не болит, – уговариваю сам себя, повторяя, как мантру”.
Столько лет прошло, а меня все не отпускает. Пронзило в самое сердце, как пулей на вылет. Говорят же, что женщина для мужика – погибель. Вот моей смертью и стала наша медичка Ксения Сергеевна Гурова. Жена сослуживца, если это можно вообще так назвать, которого я никогда не уважал ни на грамм. Сам он полное ничтожество, крыса тыловая. Все, что может, так это прятаться за спиной своего отца-полковника. Но тот вроде нормальный мужик, что не скажешь о его никчемном сыночке. Надо было Георгию Борисовичу своего Славика на танцы отдавать, а не в полицию пропихивать. Тем более в спецотряд, пусть и кадровиком. Вообще не понимаю, что Ксюша нашла в нем. Почему с ним осталась, если подо мной стонала, мне в любви клялась? Сука, ненавижу. Как же я ее ненавижу.
– Да похрен, Бес. Переживу, – отталкиваюсь от ледяной стены и застегиваю куртку до самого верха. Накидываю капюшон. Сбегаю вниз по обледеневшим ступеням.
– Куда ты? – бросает мне в спину Стас.
– Прогуляться.
– Ага, как же, похрен ему, – вздыхает он и уходит в дом, оставив меня в покое.
Под сапогами хрустит снег, а я медленно иду по дорожке, разглядывая проступающую луну. Хочется волком выть на нее от тоски по тем временам, когда мы с Ксюшей были вместе. Каждый день вспоминаю наши встречи. Не могу выкинуть ее из головы. Да и не хочу. Она лучшее, что со мной было. Но теперь как-то нужно приспосабливаться к новым реалиям. Вот так вот меня шманает уже четвертый год.
Дохожу до площадки с декорациями и ледяными скульптурами и вижу пацаненка лет трех. Оглядываюсь по сторонам в поисках его родителей, но никого поблизости больше нет. Подхожу ближе. Малец пыхтит, пытаясь взобраться в сани Деда Мороза, запряженные бутафорскими оленями.
– Ты тут один, что ли? – помогаю мелкому усесться в сани.
– Один, – деловито отвечает, складывает ладошки на колени и сидит, словно чего-то ждет. Прям как я возле Ксюшиного кабинета когда-то. Нет, все, пора выкинуть из головы всю эту хрень о ней. Иначе кукухой поехать можно.
– А родители твои где? – еще