Мужчины с длинными волосами и мешигене макияжем, мужчины целуются с мужчинами, и женщины целуются.
– И тебе это понравилось, – говорит доктор Подгорец.
Возможно, это вопрос, но Рейзл не отвечает.
– Мне хотелось больше картинок. Картинок, которые больше нигде нельзя было найти. Я напечатала «секс» и нашла видео. Когда ищешь секс, находишь секс. Не слова о сексе.
А в видео столько английских слов, которых она не знает, и она просит интернет научить ее, что это значит на идише. Хер – это шванц, а киска – шмунди. Вместе они штупаются. Названия на английском такие незнакомые и грубые. «Пизда»? Гойское слово для гойского места, только вот у нее тоже такая есть. Она гуглит весь шмуциге словарь, чтобы выяснить, что все это значит на идише. Хорошо, что киска – шмушка, это даже звучит как-то правильно; и лох – дырка. То, где и происходит вся история, гаанса маасе, «дело». Интернет дает ей картинки и видео, и когда они ей нужны, слова, означающие другие слова. Незнакомые слова на идише, который все еще ее родной язык, мамалушен, хотя мами никогда ничего такого не произносила.
– Ладно, – говорит доктор Подгорец. – Я поняла, как ты начала смотреть порнографию. Но разве никто в твоей семье не догадывается, что ты смотришь? Они не знают, что ты пользуешься интернетом?
Ладони Рейзл вспотели, она вытирает их о юбку, будто стараясь с холодным потом избавиться от чувства вины. Ее сестра, Гитти, знает. Потому что Рейзл показала Гитти интернет.
Месяц назад, когда была Ханука[8], кто-то рассказал Гитти о музыкальном клипе, который сняли The Maccabeats[9]. Рассказали, какие они талантливые и красивые, эти поющие студенты иешивы.
Каждый ханукальный вечер Гитти умоляла тати посмотреть это видео на его телефоне, который ему нужен для работы. И каждый вечер тати отказывал – «Нет, это не по-хасидски. Это запрещено».
– Это просто ханукальная песня, – сказала Рейзл за ужином на восьмую ночь, и тати так сильно ударил кулаком по столу, что сбил на пол фанкен, целую тарелку ханукальных пончиков.
– У нас есть Тора! И ханукальные молитвы, их и надо петь! – Он встал, крича, пока мами полотенцем вытирала пятна от варенья и сахарную пудру. – Что эти студенты песни сочиняют? Им надо заниматься, а не песни петь, – продолжал он. – А ты… – Он с грохотом подошел к Рейзл, тряся пальцем. – Думаешь, раз ты ходишь в колледж с гоями, теперь не надо никого уважать?!
– Залман, хватит! – Мами подскочила и подбежала к тати; он резко отвернулся от Рейзл и стал кричать на мами:
– Ша! Не перебивай меня, когда я их учу! Видишь, до чего доводит твоя доброта! – тати махнул рукой в сторону Рейзл.
– Твой отец часто так злится? – спрашивает доктор Подгорец. – Он тебя не ударил?
– Найн, – говорит Рейзл. – Никогда не бил.
Но она почувствовала гнев тати на себе и на мами. Почему? Неужели The Maccabeats настолько плохи? С чего вдруг дер Бешеферу, всемогущему, беспокоиться о группе студентов и их музыкальных клипах?
Позднее тем же вечером