он приобрёл привычку так выражаться, знали лишь Федя Солонов да Петя Ниткин. Ну, ещё Костя Нифонтов да Ирина Ивановна Шульц, но они не считались.
От Икорца шла торная дорога прямиком на Воронеж, туда сейчас сворачивала улагаевская конница, а вчерашним кадетам предстояло прикрыть её левый фланг от более чем вероятного контрудара красных.
Пленных было мало, по ночному времени многие успели разбежаться, попрятаться – и в самом Икорце, и в окрестностях.
– Значит, не всё так плохо, как казалось, а, Петь?
Петя вздохнул.
– Мы красных-то разогнали, но не уничтожили. А уничтожить можно только операциями на окружение.
Петя, как всегда, говорил умные и правильные слова, только вот они вечно навевали тоску. Поистине, во многой мудрости много печали…
– Этих смяли – а за ними следующая дивизия, а за ней ещё одна. Разбежавшихся соберут – и обратно на фронт. Ещё десять вёрст пройдём, ещё двадцать… Пусть даже сто. А потом?
Тут, конечно, надо было бы прикрикнуть на друга, мол, что за малодушие и пораженческие мысли, – однако Петя был прав. Да и говорил он это только и исключительно наедине с Фёдором.
Сейчас, после перехода и занятия без боя Лисок, они с Петей просто сидели на лавке; рядом, на станционных путях, дымил бронепоезд. И как всегда в невесёлую минуту (причины которой не понимал никто из друзей, кроме того же Пети да полковника Аристова), Фёдор полез за пазуху. Извлёк слегка помятый конверт, до сих пор пахнущий лёгкими, тонкими, ускользающими духами.
«Милый Ѳедоръ, что ни вечеръ, то жду вѣстей изъ Дѣйствующей арміи. Папа́ приносятъ цѣлую папку, онъ читаетъ всѣмъ намъ вслухъ. Всѣ герои, кто сражается сейчасъ за великую Россію, но я особенно жду упоминаній о вашей части. И ваши письма жду, онѣ меня неизмѣнно радуютъ. Жизнь наша здѣсь полна заботъ – мы съ мама́ и сестрами трудимся въ Елисаветинскомъ госпиталѣ. Раненыхъ и увѣчныхъ очень много, и я всякій разъ плачу, когда вижу, что помочь страдальцу уже ничѣмъ нельзя. Всякій день молимся за всѣхъ нашихъ воиновъ, а я тихо, про себя, еще молюсь за васъ. Твердо вѣрю, что побѣда придетъ, что Россія воскреснетъ, и это уже будетъ совсѣмъ иная, лучшая Россія. Мама часто разсуждаетъ, что сдѣлаетъ, когда вновь станетъ Супругой Наслѣдника Цесаревича, говоритъ о нашихъ съ сестрами замужествахъ, о королевскихъ дворахъ Европы, а я слушаю и думаю, что не хочу замужъ, и пусть бы лучше мы остались безъ трона, безъ короны, но жили бы въ своей странѣ и могли бы сами выбирать свою судьбу.
Молюсь за васъ, дорогой другъ Ѳедоръ.
Всегда ваша, Татіана».
Просто «Татиана», ничего больше.
Фёдор перечитал письмецо и вновь спрятал. На это письмо он уже отослал ответ, как раз перед прорывом через Икорец.
Нет, не мечтай, не мечтай, кадет. Ты же с Лизой, Лизой Корабельниковой, ты же…
Однако он ничего не слышал о Лизе уже много месяцев, как и об остальной своей семье. Всё равно он должен быть верен… рыцарь не оставляет прекрасную даму только потому, что не осведомлён