деревьев, скрытый от посторонних глаз, мужчина замер на месте, будто оцепенев. Неосознанно затаив дыхание и зажмурившись, он принялся вслушиваться в чарующую симфонию птичьих голосов. Пернатые певчие выдавали причудливые трели, мелодичные переливы, заигрывающее щебетание и звонкие посвисты. Звуки эти казались необычайно приятными, успокаивавшими душу не хуже, чем размеренный шум моря, или дуновение прохладного ветра. Они сливались в единую причудливую мелодию, которая, не смотря на полное отсутствие ритма и четко выраженной структуры, была необычайно гармонична и прекрасна. Однако Виллем затаился отнюдь не просто так. Он не просто так вслушивался, стараясь улавливать каждую нотку. Он ждал. Ждал, когда на этом ежедневном концерте лесных жителей начнется выступление одного, вполне конкретного крылатого артиста.
И вот до ушей мужчины донесся столь долгожданный им звук. Короткий стрекот, как у трещотки. Стрекот этот повторился несколько раз, а потом сменился протяжными ухающими звуками, будто кто-то громко вздыхал от разочарования. Стормайер открыл глаза и буквально впился взглядом в кроны деревьев. Он знал, как выглядит этот певчий. На фоне зеленой растительности отыскать его не составит труда. И действительно, вскоре Виллем заметил в нескольких метрах над собой юркое красное пятнышко, оживленно перемещавшееся по ветке дерева. Проворная птичка, размером не больше детского кулачка скакала из стороны в сторону, хлопая маленькими крылышками, нахохлившись и распушив хвостик. Песня ее постоянно менялась, казалось, вобрав в себя все возможные звуки, какие способны были издавать все пернатые создания на свете. Чуть поодаль от беснующегося зверька, на соседней ветке сидела такая же зверушка, только скромнее окрашенная. Она с интересом наблюдала за безумным танцем соседа, сама при этом, не издавая ни единого звука, будто стараясь держаться в тени. Стоявший внизу с запрокинутой головой Стормайер прекрасно понимал смысл происходящего. Он не раз уже наблюдал нечто подобное ранее. Собственно ради этого он и пробирался в заросли индийского миндаля, после каждого своего восхождения на гору. Ярко—красная, танцующая и поющая птичка, бесспорно, являлась самцом, а его безмолвная зрительница самкой. Мечась из стороны в сторону, подпрыгивая и издавая разнообразные звуки, самец исполнял брачный танец, пытаясь тем самым привлечь партнершу. И, судя по тому, что самка никуда улетать не собиралась, выступление у пернатого артиста получалось на славу. Однако досматривать это представление Виллем не стал и ближе к концу номера тихонько покинул рощу. Он был человек семейный, и прекрасно понимал, чем должен был все завершиться подобный брачный танец.
В меру удовлетворенный своим походом, Стормайер вернулся на тропу, по пути взглянув на циферблат наручных часов. Время близилось к полудню. Нужно было спешить домой, пока дневной зной не достиг своего максимума. Заметно ускорившись, Виллем вскоре выбрался на тротуар, бодрым шагом зашагав по гладко укатанному