как магнит всяких субъектов типа «Ромео», несмотря на разницу в возрасте – ей было далеко за тридцать. Формально она была женой Конторщика и бухгалтером артели. Что не мешало ей вилять хвостом, создавать вокруг себя ажиотаж и оставлять поклонников с носом… А может, и не всегда оставлять. В общем, дамочка еще та бомба замедленного действия. И привлекает лишнее внимание к артели. Хотя есть и такой способ маскировки – создавать вокруг себя ажиотаж по мелочам, чтобы никто не замечал главное. А главное тут то, что артель «Революционный ткач» есть не что иное, как прикрытие для подпольной организации.
Вообще артели – это не только ячейка народного хозяйства, но и отличная завеса для всяких темных и тайных делишек. В бытность мою внедренцем на Украине именно артель являлась базой союзного ОГПУ и отлично себя показала.
– Песенки, коньячок. «На дело не мы. На работу – не мы. А гулять да плясать – против нас не сыскать», – процитировал я пословицу. – Что-то расслабились вы, соратники.
– Это чтобы сподручнее было напрягаться, когда придет час, – брякнул Конторщик.
– Уже пришел… Проверил я на досуге запас. Взрывчатка на месте, ничего с ней не сделалось. И всякая техническая мелочь к ней… Вы рады, Артем Авенирович? – обернулся я к Саперу.
Тот, обычно мрачный и неразговорчивый, тут же просветлел лицом и издал удовлетворенное кряканье.
Весь смысл его жизни был в том, чтобы что-то взрывать. Проклятые большевики надолго лишили его этого удовольствия. Но теперь вновь появилась возможность отдаться любимому делу.
– Порадовали, Александр Николаевич, – пробормотал он. – Ох, порадовали…
Он уже грезил наяву о своем Большом Взрыве. Взрыве его мечты…
Глава 7
«Все, конец! Конец всему! Сейчас меня возьмут! Позор! Может, лучше самому! Ствол к виску – и все!» – метались мысли в голове Мирослава, как вспугнутые на скалистом «птичьем базаре» птицы, напрочь выбивая здравомыслие и толкая на крайности.
Прижавшись к парапету моста, он глядел в темную воду, все еще не покрывшуюся до конца льдом. Может, лучше броситься в пучину, пока не скрутили? Он знал, что не выплывет – и пальто зимнее тяжелое, и вода ледяная, и плавает не слишком хорошо.
Пальцы до боли сжали рукоять револьвера. Мирослав Ефимов затравленно оглянулся на приближающихся преследователей. Надо решаться. Открыть огонь по ним? Утопиться? Застрелиться? Или так и стоять, как корова на бойне, ожидая своей участи?
Ждать участи? Хуже нет ничего. Его всегда притягивало движение, а не анемия. Что может быть красивее, чем сгореть ярко, в пламени борьбы?.. Борьба – лишь она делает человека человеком. Кто не борется – те и не живут. Так говорил его кумир товарищ Апанасьев. И сам сгорел, как свеча.
С детства Мирослав ненавидел обыденность и обыденных людей. Он сбежал из крестьянского зажиточного дома в Запорожье, потому что его магнитом притягивал наполненный страстями и азартом большой мир. Его тянул водоворот событий, которые