казалось, что если бабушка сядет на поезд, и вагон проглотит ее, то потом вернется уже не совсем та же бабушка, которая уезжала. Потому что Васька читал, что приключения меняют людей. Он бы не хотел, чтобы она менялась – а она уже начала меняться.
Может, поэтому, подумал Васька, люди на перроне такие грустные. Васька видел, что за их улыбками скрывается что-то печальное, что-то нехорошее, даже страшное. Он все дергал маму за джинсы, чтобы они поскорее ушли и забрали бабушку с собой.
А потом бабушка все-таки уехала: махала из окна, счастливо улыбалась, вытирая одну слезинку – всего одну. Бабушка уезжала на юг, она обещала, что будет слать фотографии, что там тепло, море и вообще замечательно, и грустить не стоит. Васька очень переживал и сказал ей ни в коем случае не поддаваться силе приключений и не меняться. Бабушка рассмеялась и сказала, что это не так страшно, а Васька может прийти ее встретить. Поезд тронулся, вагоны замелькали.
– Посчитай, – сказала мама, – сколько вагонов между тобой и бабушкой, а потом, когда она приедет, сможешь посчитать обратно.
Один, два, три, четыре, пять – потом десять, одиннадцать, и поезд кончился, и между Васькой и бабушкой стало уже гораздо больше, чем просто поезд. Васька подумал, что подсчет в вагонах не так удобен – ведь он не сможет высчитать, сколько вагонов между ними будет, когда бабушка окажется в соседнем городе. Он перешел на города. Всего между ними будет семнадцать городов.
Две недели спустя мама снова взяла Ваську с собой на вокзал. Между ними и бабушкой было уже меньше одного города. Мама купила цветы – потому что мама сказала, что без цветов не встречают, что цветы – это как бы показатель того, что ты человека очень ждал и очень рад его видеть. Васька снова оказался на перроне. И заметил, что люди вокруг теперь были как будто другие – встречающие резко отличались от провожающих. Васька разглядывал их: они тоже улыбались, тоже переговаривались и выглядели совсем не печально. Неужели им было не страшно, что вернется совсем другой человек?
Поезд забрезжил вдалеке огнями, медленно приблизился, таща свое массивное тело. Васька начал отсчитывать вагоны. Ему казалось, что их надо считать в обратном порядке. Одиннадцать, десять, девять… Мама ткнула в проезжающий мимо вагон и сказала:
– Вот это бабушкин.
Они пошли за ним, будто преследуя поезд. До бабушки осталось ноль вагонов. Поезд дернулся и застыл, шипя и гремя. Потом все стихло, и двери открылись.
Бабушка сразу их заметила, сразу обняла маму и Ваську, улыбалась, и от нее пахло прежним теплом и чуть-чуть морем. В бабушке совсем ничего не изменилось, только кожа загорела, и в голосе было больше громкости. Она говорила, как рада вернуться, а Васька недоумевал: зачем же тогда она уезжала? Но он был рад, что его теория не подтвердилась, и бабушка все та же.
Когда они выходили, он уже смотрел на вокзал другими глазами. Словно и не было страха вокруг, не было угрюмости, люди спешили мимо с улыбами, сновали радостно и суетливо, солнце ярко заливалось через окна, подмигивая Ваське из-за рам.
Он сделал