Нина прошла дальше одна, повернулась и громко повторила:
– Либо здесь, либо там. Вы наверняка достаточно побывали на трибунах, – она остановилась у висевшего на стене ящика, где в разных отделениях-ячейках лежали точеные подковы, персональные для каждой лошади. Тоненькие точеные подковы, согнуть такую, пожалуй, сумеет любой мужчина. Нина придирчиво оглядывала какую-то пару. Лева подошел и спросил:
– Простите, Нина, почему вы считаете возможным разговаривать со мной в подобном тоне?
Нина резко повернулась, тряхнула влажными волосами, нахмурилась. Гуров смотрел сверху вниз, смотрел твердо, он знал, что, если сейчас проиграет, его выставят с конюшни. Ведь ей легко и просто зайти в дирекцию и попросить перевести писателя в другое тренотделение. Гуров чувствовал: чаша весов колеблется, сейчас Нина ответит, ответ станет окончательным.
– Нехорошо, – добавил Лева, и его чаша перетянула.
Нехорошо. Лева любил это слово, часто им пользовался. Простое, мягкое, оно, никого не обижая, касалось чего-то сокровенного, возвращало в детство. Лева часто наблюдал, как люди, не реагировавшие ни на какие слова, услышав, что поступают нехорошо, вспыхивали, смущались, пытались объяснить, что жизнь штука сложная, затем понимали, что прячутся за слова. Нехорошо.
– Писатель. Психолог, – Нина наклонилась к подковам, вновь выпрямилась, подняла голову. Она доставала Леве лишь до плеча. – Я вас очень прошу: в тот день, когда вы работаете на конюшне, не ходите на трибуны. Хорошо? Выберите для этого, пожалуйста, другой день.
– Постараюсь, – уклончиво ответил Гуров, заговорщицки глядя на руки наездницы, которые перебирали подковы. Лева вспомнил, как она держала лошадь. Натянутые вожжи, натянутые вожжи – и так день за днем, день за днем. Какая же сила должна развиться в руках у молодой женщины? Как ловко она держит подкову, а ведь она лишь в передней части округлая, а концы у подковы острые. Лева вспомнил строчки из заключения экспертизы: «Удар нанесен острым металлическим предметом. Удар был очень сильным, и маловероятно, что его могла нанести женщина».
– Смотря какая женщина, как вы считаете, Нина Петровна? – неожиданно спросил Гуров.
– Вы о чем? – Нина все возилась с подковами, и Гуров незаметно взял одну из подков, сунул в карман.
– Не понимаю, о чем вы? – Нина бросила подковы, отложив свои заботы, смотрела на Леву, ждала ответа.
– Вы очень меняетесь, когда снимаете свою рабочую форму. – Лева был уверен – протяни он руку, тотчас получит полновесную затрещину. Он стоял не двигаясь, как это делает каждый, входя в чужой сад, где к нему подбегает здоровенная овчарка.
Нина немного оттаяла и с сарказмом спросила:
– Начнете ухаживать?
– Обязательно, как я могу устоять? – чистосердечно ответил Лева.
– Ну, ну! – Нина рассмеялась, направилась к выходу. – Я люблю розы, только обязательно на длинном стебле, шашлыки и кататься на такси.
– Запомнил, – ответил Лева. – Вас