Дергунцов не мог найти ни подходящих тем для разговора с Голицыным, ни подходящего тона. То он становился излишне фамильярным, то, напротив, голос оператора звучал заискивающе, как первое, так и второе Голицыну удовольствия не доставляло.
Сперва Дергунцов попробовал вовлечь поручика в разговор о высокой политике. Откуда было оператору знать, что его попутчик придерживается золотой заповеди хороших военных: человек в погонах должен быть принципиально аполитичным.
– Вы не находите, князь, что англичане и французы хотят въехать в рай на нашем, русском горбу? – Дергунцов улыбнулся скользящей жиденькой улыбкой, что сделало его лицо еще более неприятным. – Мне приходилось слышать о ваших беспримерных подвигах в Восточной Пруссии, но кто снял пенку с вашего геройства, с геройства других русских офицеров и солдат?
Сергей Голицын молча пожал плечами, усилием воли сдерживая рвущийся с губ резкий ответ.
«Тебя бы, трепача, да в Мазурские болота, – подумал он. – Ишь ты, на нашем горбу… На твоем, что ли?»
– Наше правительство… – попытался продолжить Дергунцов, ободренный молчанием поручика.
Меж тем для князя Сергея Михайловича Голицына все подобные вопросы были решены давно и однозначно. Он, Сергей Голицын, – офицер русской армии. Армия не должна участвовать в политической борьбе, для нее недопустимы партийные симпатии и антипатии. Использование армии в политических целях мало того, что аморально, оно просто глупо и ничем хорошим, как правило, не кончается.
Армию создает и содержит государство. Из этого с железной логикой следует, что ее дело – охранять существующие законы и государственный строй. Армия должна охранять их до того дня, когда законная власть отменит «сегодняшний» закон и заменит его новым, тогда армия будет охранять этот новый закон и порядок.
Вот так. Просто и ясно. Но не станешь же излагать свое кредо этому напыщенному штатскому дураку!
– Господин Дергунцов, я не желаю обсуждать действия нашего правительства, – чуть приподняв уголки губ и тем обозначив улыбку, прервал попутчика Сергей Голицын. – Я всего лишь скромный гусарский офицер, защищаю Родину, как умею. Высокие материи не для моего ума. Смените тему, будьте столь любезны!
Оператор с удовольствием сменил тему. Теперь он заговорил о современном искусстве. Судя по его словам, он был на дружеской ноге с самыми видными его представителями, и о каждом из них Владислав Дергунцов умудрялся сказать какую-нибудь гадость. Послушать оператора, так всероссийские знаменитости были просто толпой неучей, бездельников, бездарностей и пьяниц. Сквозила в его отношении к этим людям угрюмая неприязнь.
Сергей Голицын был весьма далек от мира современного искусства, от живописи, поэзии, от всего того, что называлось Серебряным веком, хоть, само собой, Куприна с Боборыкиным или Блока с Георгием Чулковым не путал. И все же хамский тон Дергунцова раздражал поручика безмерно: разве можно так говорить о талантливых людях, которые, как