потянуло!
– Какой садюга вино в кишлаке разлил?
– Дожили, от сухой жизни глюки пошли!..
И поскольку глюк оказался массовым, то решили разобраться, откуда, но не разобрались, потому что запах был отовсюду. Его источали горы, стены домов и даже арык. А сходить и поискать было нельзя. Сходил на прошлой неделе один, а принесли половину, – лейтенант видел и рассказал. Сапёр за две сгущёнки расчистил пятачок, а за всё захотел ящик, который давно и безнадёжно съели. Да тут ещё Кременцов рассказал, что в ту войну выдавали норму, бесплатно и каждый день. И наступил полный сквозняк. Всех сразила внезапная ностальгия. Было ясно, что война не та. Лежали, постанывали и томились:
– Господи, и за что нам истязание такое?
– Ну «Агдам», чистейший «Агдам»!..
– Застрелюсь, принципиально застрелюсь!
Поливанов почти рыдал, Самсонов грыз в исступлении сухари и сгрыз всё, что не успели убрать, а Матвиенко рухнул в задумчивости с крыши. Но его, посовещавшись, решили не поднимать, а предложили не рыпаться, а ждать до утра. Матвиенко и не рыпался: лежал себе тихонько, ворочался и вдруг, уже на рассвете, заорал:
– Нашёл, мужики, нашёл!
Но поднимать его всё равно не стали, потому что уже и сами нашли. Стояли в изумлении, озарённые солнцем, и в полном потрясении молчали. Никакой садюга вина в кишлаке не разливал, – оно само везде было разлито. Вся земля под ногами была густо усыпана прокисшим, раздавленным виноградом. Сами же его на штурмовке и раздавили, только в спешке не заметили, а теперь заметили, и оказалось – вино. И сразу всё стало ясно: средство от ностальгии висело гроздьями до земли. Осталось только его достать.
– Кто пойдёт? – спросил осторожно Полосков.
И наступила тишина. Каждый соображал, во что обойдётся сходить, и понимал, что не рупь-шесят.
– А чего ходить, когда Мотя там? – сообразил вдруг гениальный Самсон.
И все радостно загалдели:
– Точно! Он же с вечера там лежит!
– Если лежит, значит, можно!
– Главное – собирать, где упал!
И весь взвод, свесившись с крыши, взволновано засюсюкал:
– Мотя, ты как?
– Ты когда упал, до арыка докатился?.. До самого?.. А потом?..
– Мотик, мы сейчас, только задание есть.
И на крыше забурлила бесшумная и сразу повеселевшая жизнь. Мешки соорудили в два счёта. Застегнув на все пуговицы, стянули через головы «хб» и завязали рукава. Вместо верёвки приспособили снятые сапёром растяжки, и работа закипела. Вино давили там, где варили суп и сливали в канистру, для чего вылили из неё воду и потом мучились без неё целый день. Мотю в горячке снова поднять забыли, но к обеду вспомнили, подняли, и он сходу всех обломил:
– Да вы чё, оно до градуса через неделю дойдёт!
А недели никакой не было: через трое суток нужно было сдавать позиции. И всем захотелось сбросить Мотю обратно.
– Разве сахару, – забеспокоился он и опасливо глянул вниз. – И дрожжей.
На том и постановили, повеселили и снова взялись за дело. Дрожжи