изумилась еще больше.
– Бог с вами! – воскликнула она. – Я этого человека и не знаю вовсе! У нас другое горе. Хозяина… Мужа Элеоноры Сергеевны убили! Вот оно горе, так уж горе!
И она снова приготовилась зарыдать. Но подруги ей не дали этого сделать, опередив вопросом:
– Так о смерти психотерапевта вашей хозяйки вам ничего не известно?
– Вроде бы звонили из милиции, – вздохнула горничная, явно недовольная, что ей не дадут вволю предаться своему горю. – Да мне не до того было. Что мне какой-то доктор? Живой он там или мертвый, а у меня хозяйка сама словно мертвая.
И женщина всхлипнула.
– Да еще мамаша ее в истерике у себя дома бьется и нам телефон своими звонками обрывает. Хотя ей-то чего? Она Сергея Павловича всегда ненавидела! И жена его собственная тоже ненавидела! А теперь вон белугой воет. Ой, чует мое сердце, не к добру это!
– А что с ним случилось? С вашим хозяином? Как он погиб?
– Разное говорят, – покачала головой женщина. – Сначала позвонили, так сказали, что под машину угодил.
– А потом?
– Потом следователь звонил, сказал, что не все ясно, хочет с Элеонорой поговорить.
– А потом?
– Что потом? Я ему русским языком объяснила, не может она. В шоке. Рыдает.
И, помолчав, горничная добавила:
– А с чего ей рыдать, если сама ему только тем утром смерти пожелала?
– Прямо так и пожелала?
– Ну, да это дела семейные, – отмахнулась горничная. – Редкая жена иной раз не мечтает от мужа избавиться. Может, на душе и не то совсем, а все равно на мужика орешь. Ну, этого я следователю говорить не стала, наверное, сам знает.
– А он что вам сказал? В смысле, следователь, что он сказал?
– Он все свое твердит. Пусть завтра к одиннадцати у меня в кабинете будет.
Так как часы показывали уже изрядно после одиннадцати, то девушки смекнули: добудиться свою хозяйку горничная не сумела. И к следователю Элеонора вовремя не попадет. А если так, то он должен позвонить сам и выяснить, в чем причина задержки. Не успели подруги подумать об этом, как красивый, стилизованный под старину телефонный аппарат с бронзовыми вставками мелодично зазвонил.
Трубку сняла горничная. Но весь разговор сводился лишь к гавкающим выкрикам из трубки. И кратким ответам самой горничной: «да», «нет», «я попробую» или «хорошо». Когда трубка была водружена обратно на рычаг, горничная выглядела утомленной и еще более расстроенной.
– А я виновата? – пробормотала она, обращаясь к самой себе. – Попробовал бы сам Элеонору добудиться. Небось не стал бы так на меня орать.
– Зачем она ему так экстренно понадобилась?
– Не поняла я. Но вроде бы бумаги какие-то надо подписать. Вот он и злится. Чинуша! Тут у человека горе, а ему лишь бы бумажки были в порядке!
– Может быть, попытаемся вместе разбудить вашу хозяйку?
В ответ горничная неожиданно поморщилась.
– Да какая она мне теперь хозяйка! Деньги мне всегда Сергей Павлович платил. Он зарабатывал, он