внимания на то, что происходит у костра, и жестом призвал толпу к тишине. Все зашикали друг на друга, капитан делла верга развернул пергаментный свиток и быстро зачитал приговор.
Закончив, капитан сделал шаг назад, поклонился епископу, перекрестился и кивнул палачу. К хворосту у ног Иезуальда поднесли соломенный факел. Завороженно следившая за происходящим толпа затаила дыхание. Огонь вспыхнул, но тут же погас. Раздались крики разочарования. Палач подошел к костру, факел в его руках снова вспыхнул. И снова пламя быстро лизнуло дрова у самых ног осужденного и так же быстро погасло, оставив после себя лишь струйки дыма, поднимавшиеся в небо. По толпе прошел шепоток: неужели это предзнаменование? Люди отчаянно крестились, задние ряды напирали на передние, чтобы разглядеть, что происходит. Палач сделал новый факел, зажег его от старого, опустился на колени и опять принялся за дело. Огонь у ног Иезуальда все никак не разгорался. Дыма было куда больше, чем жара, и прорвавшиеся в первые ряды зеваки начали кашлять.
– Обратите взоры свои на Писание, – глядя в небо, хрипло заговорил Иезуальд, – а не на человеков. Не на епископа или папу, а на Слово Божие!
В него полетел камень, потом еще один, но тут кто-то из крестьян прокричал:
– Я пришел посмотреть, как его сожгут, а не забьют камнями! Пусть говорит!
Толпа его поддержала, и больше ни одного камня в Иезуальда не полетело. Иезуальд охотно подчинился: он продолжил богохульствовать, хотя его голос с каждой минутой слабел и мало кто мог расслышать, что он говорит. Епископ сверлил взглядом палача с таким жаром, будто пытался помочь тому разжечь наконец костер.
Когда стало ясно, что огонь погаснет и на этот раз, поднялся ветер. Он дул с бухты, где находилась пристань Сан-Лоренцо, по воде пошла крупная рябь. Ветер пронесся по улице, круто поднимавшейся вверх и выходившей на площадь, превратился в смерч, разметавший пыль в глаза всем собравшимся, миновал толпу и поцеловал языки пламени, которые только-только начинали разгораться.
Почувствовав порывы ветра, епископ оценил ситуацию, поднялся со своего места и провозгласил:
– Дыхание Господа!
По толпе прокатилась волна благоговейного шепота. Епископ принялся читать Писание, и его звучный голос быстро заглушил слова измученного Иезуальда. Хворост наконец занялся, языки пламени жадно лизали дрова, которые потрескивали и шипели, костер разгорался. Первые ряды ощутили жар и отшатнулись, прикрывая лица руками, но не могли отвести глаз от творившегося в центре площади.
– Господь милостив! Господь справедлив! Помолимся за заблудшую душу Иезуальда, раба Твоего…
К этому времени Сальваго наконец удалось пробраться в середину толпы. Глядя на его одеяние, люди расступались перед ним и пропускали вперед. Через марево костра он видел искаженное агонией лицо Иезуальда. Потрескавшиеся губы шептали последние богохульства, пламя уже добралось до него, одежда загорелась.