над водой, и лёт там (глубоко внизу) оказался окрашен в ярко-изумрудный цвет.
Какая-то примесь от производства? Не знаю. Скоро я уже был на правой стороне озера (если смотреть от города). Движение оказывалось достаточно однообразным и где-то даже не вполне осмысленным. Не следовало пугаться высоты, следовало сохранять равновесие.
Всё.
Согласитесь: это как с плотью (если плоть – в пути). От эмбриона к родам, от младенчества и отрочества к юности с молодостью к зрелости и старости… И здесь я ещё раз посмотрел на призраков, обступивших Верховного.
Никто из них не был отмечен настоящей печатью (печалью) возраста.
И здесь я посмотрел на самого Верховного, которого не могли коснуться «его» призраки. «Как и каким образом формировались его черты характера? Откуда у него жажда к чтению книг? И знания в области естественных наук? Трепетное отношение к литературе и искусству? Жесткость к людям, в том числе и к своим соратникам? Неприятие роскоши и стремление к спартанскому образу жизни?
Откуда у сына сапожника и прачки были знания, намного превышающие его социальный статус? Как выходец из самого низшего социального слоя мог стать во главе государства? И почему лидеры других государств (такие как Черчиль и Рузвельт), отмечавшие у Сталина острый ум и глубокие знания, с большим уважением относились к нему? А соратники и недруги удивлялись его невероятной силой воли, целеустремленностью и его постоянным желанием повышать свой интеллектуальный уровень?» (Сеть)
Странный вопрос. На него есть только один достойный ответ. Это как разговор китайского императора с родоначальником дзен-буддизма в Поднебесной (по памяти):
– В чём смысл твоей святой веры?
– В пустоте, в которой никакой святости.
– Тогда кто стоит передо мной?
– Я не знаю.
Я не знаю, зачем на самом деле я иду по трубе вокруг Долгого озера. Представьте ещё даже не подростка, а мальчика, закутанного в зимние одежды. Вот он сворачивает с «правой» стороны озера (никакого партийного «правого» уклона) и переходит на противоположную от города (там, где гора Шмидта)…
Если даже я упаду и сорвусь с трубы, я вовсе не обязательно пробью лёд и утону в чёрной воде. При таких температурах лёд толстый и крепкий. А вот повредить что-либо: руку или ногу, если вообще не убиться – более чем возможно.
Добраться потом до тепла и жизни будет практически невозможно.
Вот как Верховному, когда его обступают его призраки. Выбраться из этого индустриального великолепия (Медный и Никелевый заводы) – к живым людям: это надо очень постараться.
Сначала придётся разобраться с призраками.
– Коба, зачем тебе понадобилась моя смерть? – выступает вперёд один из них и продолжает:
– Иосиф Виссарионович! Ты потерял во мне одного из способнейших своих генералов, тебе действительно преданных. Моя внутренняя совесть чиста перед тобой теперь, Коба. Прошу у тебя последнего прощенья (душевного, а не другого). Мысленно поэтому тебя обнимаю.