чтобы мне показалось.
– Мы знакомы? – спросила она дрожащим голосом; в ее левое ребро быстро-быстро стукнулось сердце, как будто хотело выпрыгнуть из грудной клетки и покатиться по вагону.
Широкоплечий огляделся, не спеша разминая шею, сел на синее сиденье напротив нее и смущенно усмехнулся. В глаза ей бросилась татуировка – вся его шея была покрыта извилистым узором из красных стрел, золотых листьев и черных браслетов, как бы обвивающих шею несколько раз.
– Привет, Волчок, – повторил он, растягивая слова, и почесал подбородок.
– Мы знакомы?
– Да.
Он аккуратно, глядя ей в глаза и как бы спрашивая разрешения, пересел на ее лавку. Она следила за угловатым рисунком его движений, не отрывая взгляда.
– Ну то есть теперь, думаю, да. Можно считать, знакомы. Некоторые называют меня Самбо, я Егор Самбовский.
– Я не думаю, что мы знакомы.
– Я тебе понравлюсь.
Он поднял на Майку глаза, и в них сверкнул огонек. Его круглое, немного рябое лицо вызывало какое-то странное ощущение – будто он и правда был ей знаком, вот только Майка точно знала, что ни разу с ним не встречалась. Сколько ему лет? Откуда он взялся? Почему она не видела его в вагоне раньше? Он называл ее ласковой кличкой, так звали ее только самые близкие люди: бабушка, мамин брат Ваня, Костя, когда-то – родители. Он ее знал.
– Ты кто такой?
– Ты в курсе, что ни в одной экранизации «Оно» нет сцены с детской оргией? – Он кивнул на Кинга на коленях у Майки.
– Не интересовалась такими подробностями.
Она отодвинулась, но он все равно сидел так мучительно близко к ней, что она чувствовала, как от него слегка пахнет потом.
– Просто еще не дошла до этого места, а так бы обязательно заинтересовалась.
– Сильно сомневаюсь.
– Обязательно.
Поезд, наконец, вылетел на светлую станцию, вроде бы именно на ту, которая была ей нужна, и, собрав с лавки свои вещи, Майка с облегчением вышла на платформу. Если татуированный – просто аномальное порождение метрополитена, то сейчас он исчезнет, он просто исчезнет, когда она выйдет из этого холодного-прехолодного вагона на «Беляево».
Двери вагона захлопнулись за ее спиной, и Майка поежилась от холода. За заиндевевшими непрозрачными стеклами шатнулся черный силуэт. Что ж, обычный день в эпоху Уробороса. О том, что это было, она подумает попозже, когда доберется до корта, где можно будет расслабиться, а сейчас расслабляться рано.
Она оглянулась и выдохнула: ей показалось или, в отличие от других станций, на «Беляево» сегодня царил хаос, не характерный для воскресного утра?
Вокруг сновали люди, много людей, как в час пик в понедельник. Майке даже послышалась речь на английском: дежурные объявляли о закрытии какого-то выхода сразу на нескольких языках. А может, это не «Беляево»?
Ее сердце екнуло. Практически все люди были в дорогих строгих костюмах и качественной блестящей обуви, их лица казались