досадным и несправедливым. Я уже тринадцать лет не видела родных и не получала от них вестей, поэтому глупые детские обиды теперь казались дороже драгоценного розового масла.
Почувствовав подступающие слезы, я заставила себя встряхнуться. Какой смысл сожалеть о том, чего все равно не изменить? Лучше занять мысли делами и заботами. К примеру, разузнать побольше о господине Гюннаре. При всей кажущейся безобидности, что-то в нем меня настораживало.
– Пошли Сигурда к инспектору Сольбранду. Пусть передаст, что я прошу его меня навестить, – велела я Уннер.
Она нахмурилась, но послушно выскользнула из комнаты, оставив после себя острый камфарный запах недовольства. Уннер терпеть не могла франтоватого слугу, который оказывал ей недвусмысленное внимание.
Спустя час с небольшим доложили о визите инспектора. Я доброжелательно его поприветствовала и предложила присаживаться.
Сухопарая фигура господина Сольбранда, его манера одеваться во все черное и клювообразный нос напоминали ворона, одного из верных спутников бога Одина. Житейская мудрость почтенного инспектора также заставляла вспоминать мудрых птиц.
Вежливые расспросы о здоровье и домочадцах, обсуждение погоды и прочую болтовню господин Сольбранд, как всегда, прервал на полуслове.
– Голубушка, не пичкайте меня этими разговорами, – отмахнулся он нетерпеливо. – Деньги пропали – наживешь, время пропало – не вернешь.
От него пахло кипарисом – дымной хвоей и свежестью, – господин инспектор почувствовал нечто любопытное и был готов к работе.
– Вы знаете некоего господина Гюннара?
– Знаю, голубушка, – подтвердил инспектор, кивнув.
– Он не кажется вам странным? – спросила я напрямик.
Чувствовала я себя все хуже и хуже, волнами подкатывала слабость, в горле першило.
– Странным? – приподнимая кустистые седые брови, переспросил пожилой инспектор, которого я в свое время вылечила от весьма неприятного кожного заболевания.
С тех самых пор господин Сольбранд охотно помогал мне в моих «историях», как он это называл, добродушно посмеиваясь. Более тридцати лет он отдал ИСА – Ингойскому сыскному агентству, – и опыта в каверзных делах ему было не занимать.
– Именно, – подтвердила я, сложив пальцы «домиком» и внимательно наблюдая за выражением изрезанного морщинами лица. – Может быть, за ним замечали что-то подозрительное?
– Помилуйте! – воскликнул господин Сольбранд, по-птичьи склонив голову набок.
Я невольно чуть улыбнулась – видимо, «мечом солнца» родители его назвали за рыжину волос, но годы выбелили червонное золото, и теперь имя седого как лунь мужчины казалось нелепым.
– Откуда я могу знать? Не узнаешь, что вмерзло в лед, пока не растопишь[3].
Инспектор был осведомлен решительно обо всех и вся, а также обладал редкой наблюдательностью. Пожалуй, среди «леденцов»[4], как иронически называли сыщиков, он пользовался наибольшим уважением, хотя и не добился