бы она не смогла вставить хоть одно своё. – Но не надо мне ничего! А я не хотела, я просто не могла – он орал!
– Татьяна, вы не виноваты в том, что он сюда пришел и устроил скандал, – попыталась Даша успокоить её, но Таня уже ничего не слышала.
– Он позвонил и начал орать, что я шлюха, ушла по мужикам, я… – Татьяна, наконец остановилась, громко выдохнула и опустилась на кровать, болезненно согнувшись. Сытый Павлик, наконец замолчав, сердито насупился.
Впервые за это утро младенец замолчал. До этого он всю ночь кричал, тряся ручками, и никакого спокойствия, которого ей обещали, Татьяна не почувствовала. Она ходила из угла в угол небольшой комнатки, ожидая, что обманчивая тишина центра скоро разобьётся. Но когда это случилось, Татьяна задохнулась от страха. Она не послушала Дарью и не спрятала телефон подальше, и он кричал и мигал прямо тут: муж звонил и звонил, и звонил. Она следила за каждым миганием экрана и сообщение: «Возьми трубку! Где ты шляешься, тварь?», прочитала. Вздрогнула как от удара и отвернулась, прикусив большой палец. Малыш на груди ёрзал, вертел головой туда-сюда и Татьяне казалось, что она привязана и никуда не может отойти от него и от телефона.
Виталий закидывал жену сообщениями и долбил звонками. Малыш от этих звонков постоянно кричал, Татьяна пыталась дышать медленно и глубоко. Но выдохи вырывались короткие и свистящие, в голове мутилось, и ей безумно хотелось заткнуть телефон. Послушаться Дарью, но что она знала о Виталике? Ничего! Она тут останется в своей белой рубашке, а Таня потом к нему вернётся. Куда она с двумя детьми? – он в этом прав. Сейчас она пересидит бурю, а потом всё равно придётся вернуться. Может, она просто скажет, что уехала на время? Все ведь уезжают на время, к маме, например. Просто ему нужно объяснить…
Когда он позвонил в очередной раз и телефон в унисон с младенцем заорал, Татьяна зажмурилась и не выдержала. Она просто объяснит ему.
Но объяснить ничего не получалось. После первого же крика: «Ты где, шалава?!», – Татьяна забыла всё, что хотела успокаивающего ему сказать. Ей не хватило сил даже на то, чтобы пожалеть о решении взять трубку, она снова разрыдалась и могла только кивать и коротко бросать слова, как слёзы: «нет-нет», «какие мужики…», «Виталя», «я просто…», «нет! Это не я!».
– Я тебя спросил, тварь, куда ты свалила?! Мать видела, что ты ночью срулила с этим мусором, охренеть, чё! Я тебе башку сверну! Пока меня там прессовали эти!..
– Да я не с ним!..
– А с кем?! Где, я спросил?!
– Я тут с Петей и Павликом…
– Где?! Говори, где!
– Да в центре! Для женщин! Тут нет никаких мужиков! Я не сбежала, Виталик! Не сбежала! Просто…
– Просто… просто… – голос Татьяны надломился, ей больше не хватало сил, чтобы кричать и пытаться кого-то обвинять.
Дарья внимательно смотрела и слушала, понимая, что Татьяна не в себе. Она боится каждого слова и каждого действия. Боится, что её будут обвинять и того, что за обвинения обычно следует, тоже боится. Просить её не отвечать на телефонные звонки,