оживились связанные между собой крепким родством эти люди, какие честолюбивые планы возникали в голове каждого и в их интимном кругу. Они с радостью следили за желанием Петра быть еще ближе к их кругу и предугадывали каждое движение царя, каждое желание его. На государевы деньги Франц устроил, при своем помещении в Немецкой слободе, громадную залу, в которой так любили собираться жители слободы.
Расчет Гордона и Менезия был верным: как организатор всяких развлечений Лефорт не имел себе равных. И с Петром у него была не такая большая разница в годах, как у Павла Григорьевича Менезия и Патрика Ивановича Гордона. Веселый малый, с богатым воображением, Франц обладал неоценимым искусством сближать всех. Банкеты, на которые он приглашал своих друзей, продолжались, как правило, три дня и три ночи. (Нетрудно представить себе, сколько денег это требовало. Но цель оправдывала средства: веселое застолье любил посещать Петр.) Гордон отправлялся из гостей домой с больной головой, и несколько дней ему нужно было, чтобы прийти в себя, а на физически крепкого Лефорта, казалось, празднества и обилие выпитого вина не оказывали никакого влияния.
Не получив серьезного образования, Франц тем не менее бойко говорил поголландски, понемецки, поитальянски и пославянски. Может быть, именно поэтому так свободно чувствовали себя у него в доме гости, среди которых мы видим не одних только почтенных мужей – к красавцу Лефорту тянулись и женщины. Среди гостей можно было увидеть и очаровательных шотландок, и пышногрудых голландок, в числе которых, как пишут, были и такие, что не отличались чересчур строгим нравом.
Петр I бывал в доме Лефорта часто. Два или три раза в неделю обедал у него. Кушанья подавались изысканные. Разговоры велись разные: от серьезных до самых непристойных. Частенько Франц Яковлевич уговаривал Петра остаться заночевать, и гость принимал приглашения. Он так привязался к Лефорту, что привозил в его дом своих друзей, и они чувствовали себя здесь так же вольготно, как и он сам.
До раннего утра в залах гремела музыка, кружились пары, велись веселые разговоры.
У Лефорта Петр чувствовал себя вольготно. Примерял французскую одежду, щеголял в ней.
Пьянки, драки были обычным делом в Немецкой слободе. Не бывало дня, чтобы ктолибо там с кемлибо не свел счеты, не пустил кровь.
«Тамошние свободные пирушки, где, в облаках табачного дыма, все было нараспашку, – писал М. П. Погодин, – гремела музыка, разыгрывались разные замысловатые игры, раздавались веселые песни, волновавшие кровь, кружились до упаду разгоряченные пары далеко за полночь; где женщины и девицы, одетые не понашему, с полуоткрытыми или открытыми грудями и обнаженными плечами, с перетянутой талией, в коротеньких юбочках, бросали умильные взгляды, улыбались кокетливо на всякие двусмысленности, и не слишком строго относились к военному обращению, напрашивались почти на поцелуи и объятия, – не чета были чопорным обедам в полдень и ужинам в девятом часу вечера, когда куры на насест садятся, и не чета были чинным