цветов, солнечные лучи озаряли долину и тянущуюся вдалеке зеленую полосу деревьев, по огромному небосводу проплывали белоснежные облака причудливых форм. Рин любил лето за буйство красок; за то, что можно было растянуться прямо на траве и долго смотреть на голубой купол небосвода; за спокойствие, которое всегда ощущал, когда входил в лес. Он знал тут каждую тропинку: в тяжелые времена здесь всегда можно было добыть пропитание, и не только грибы, орехи, ягоды. С раннего детства Рин выучил, где лучше ставить силки на зайцев, где любят гнездиться куропатки, а куда лучше не заходить, чтобы ненароком не повстречаться с волчьей стаей.
Ноги сами привели его к поляне, где в изобилии росла морт-трава. Невысокая, с бледно-розовыми соцветиями, она колыхалась на ветру, источая сладковатый аромат. Все свои целебные свойства, а также специфический запах, так им не любимый, растение приобретало уже в засушенном виде. Рин опустился на колени, достал холщовую сумку и принялся обрывать цветки. Среди шума листвы, пения птиц и стрекота кузнечиков он вдруг услышал чей-то смех, который становился все громче. Кто-то приближался. Ничего удивительного тут не было: в лесу частенько встречались и охотники, и травники, и просто гуляющие парочки. Только смех казался уж очень знакомым… Поняв, кому он принадлежит, Рин едва успел метнуться в ближайшие кусты и затаиться. На поляну выбежала Авейла: запрокинув голову кверху, она счастливо улыбалась и легко кружилась в танце. Рин даже забыл, как дышать, не в силах отвести от нее взгляда, ведь сейчас любимая выглядела еще красивее, чем прежде. В воздушном светло-зеленом платье, с венком из полевых цветов, украшавшим распущенные волосы, она больше походила на нимфу, чем на человека.
Вот дурак! И зачем же он спрятался? Ведь в кои-то веки выпала возможность заговорить с ней, познакомиться ближе… Но едва он собрался покинуть свое убежище, как из гущи леса вышел Баелил – такой же сияющий и счастливый.
– Вот ты где! – Он догнал ее, схватил за талию и притянул к себе.
Девушка кокетливо рассмеялась, грациозно вывернулась, быстро поцеловала его в щеку, отбежала в сторону и дразняще задрала подол платья, оголив стройное бедро.
– Поймаешь меня? Ну же, поймай!
– Иди сюда!
Огромный Баелил неуклюже пытался схватить юркую и хрупкую Авейлу, и всякий раз она ускользала из его рук, заливаясь веселым смехом. Наконец парень ухватил ее за подол, дернул, и тот с треском надорвался. Девушка замолчала и остановилась. Несколько мгновений буравила его пламенным взглядом, а потом потянула за шнурок, стягивающий лиф платья.
Рин ничего не мог поделать. Не мог даже пошевелиться, чтобы не выдать свое присутствие. Если его обнаружат… Как объяснить то, что он сидел в кустах и подглядывал?
Щеки пылали, во рту пересохло, сердце громко бухало. Рин не мог смотреть на то, как Авейла – его Авейла, такая прекрасная – обнимает чужого. В то же время он чувствовал, как внутри разрастается дыра. Пустота, которая заполнялась одной лишь болью. Та, которую он любил всем сердцем, любила другого.
Прочь. Бежать отсюда и ни в коем случае не останавливаться.