Четыре – число смерти. Михаил Кулешов

как не спеша скрывается солнце, и как последние выжившие из северных деревень и армии Цысиня скрылись в редком, северном лесу. Вода до него дойти не должна, понимал юноша. Солнце садилось, сражение с Саранчой затягивалось. Чжень перехватил копьё, опустил его к земле, но не успел запрыгнуть на него – лезвие гуань-дао почти в то же мгновение разрубило воздух перед его лицом. Отскочивший в сторону ученик монаха внимательно наблюдал за человеческими руками Саранчи. Они были так привычны к оружию, так ловко управлялись с гуань-дао и копьём, что юноша чувствовал – сражение затянется. И когда солнце сядет, засевшие по ту сторону реки охотники, уже не увидят слетевшей с плеч головы. Кому бы эта голова не принадлежала.

      Чудовища снова бросилось на ученика монаха, но Чжень успел разгадать обманный манёвр – сначала выпад копьём, почти одновременно с ударом гуань-дао, но так, чтобы лезвие смогло продолжить своё движение и через мгновение настигнуть якобы увернувшуюся от двух ударов жертву. Он направил ци в мышцы ног, отпрыгнув сразу на четыре бу, но Саранчу, до этого сражавшуюся почти по-человечески, это лишь раззадорило. Четыре мощные лапы, на которых держалось тело твари, тоже напряглись, и чудовище прыгнуло следом. Юноша попытался встретить летящего к него противника ударом раскрытой ладонью, но Саранча была готова. Кровь брызнула на мокрый песок, отрубленная кисть упала под ноги Чженю. Боль не смогла подчинить себе разум ученика монаха, и юноша отвел копьё, нацеленное прямо ему в сердце, всё ещё брызжущей кровью культей. У Чженя даже не было времени закрыть глаза и направить Ци в рану, чтобы остановить кровотечение. Он терял силы, но продолжал уклоняться и уходить, кружить на месте и прыгать в стороны, тщетно выискивая момент для удара. Его не было. Человеческие руки были знакомы с оружием также хорошо, как Чжень был знаком с дыханием. Саранча снова выбросила вперёд копьё, и когда лезвие едва коснулось шеи юноши, ученик монаха понял, что начинает уставать.