продолжал нагло тарабанить. Осторожно, как можно незаметнее, посмотрела в глазок, где разглядела знакомую светловолосую голову. Не раздумывая, распахнула дверь.
– Коннор! – радостно воскликнула я.
Но друг был серьезен и непривычно хмурил брови.
– Выкладывай, что произошло в ночь убийства мистера Лоренса, а то Лэнс собирается организовать вечером совет и судить тебя.
– Не понимаю, а я здесь при чем? – резко спросила вместо ответа.
Сделала шаг назад, чтобы Коннор вошел в внутрь.
– Лэнс всегда до меня докапывался. Что на этот раз он придумал?
– Хочет всем рассказать, какая ты предательница, – тихо ответил друг, закрыв за собой дверь. – Я лично сам не слышал – передали.
– Ха, да пошел он! Интересно будет послушать доказательства, – хмыкнула я и направилась на кухоньку.
Поставила чайник на плиту, достала вчерашние булочки с изюмом и песочное печенье.
– С Лэнсом шутки плохи, Шато. Он говорит, что ты сдала семью оборотню. А за предательство у нас жестоко карают: заживо вырежут татуировку…
– Прекрати, – холодно возразила я, поставив перед Коннором чашку с заваркой и пододвинув сахар и маленькую ложечку. – Никого я не предавала, а если бы оборотень узнал, что я состою в банде, так засадил бы в тюрьму. Мистер Торгест унюхал во мне мага иллюзий и велел сотрудничать со следствием.
Другу я не рассказывала про кведи, это была только моя тайна, о которой теперь знал сыщик. Даже если оборотень промолчит, то вскоре правда выйдет наружу, когда душа не придет к полицейскому магу. Тогда дознаватель вспомнит о кведи мистера Лоренса и обо мне, а там люди начнут сочинять сплетни. Но пока… каким-то внутренним чутьем я понимала, что не стоило болтать о сделке с душой дока.
– Ты что-то скрываешь, Шато. Я слишком хорошо тебя знаю.
Взгляд голубых глаз прошелся по моему телу, укрытому длинным теплым халатом. Девчонки в банде млели от Коннора, я же всегда оставалась равнодушной. Возможно, причина крылась в том, что мы вместе росли и я воспринимала друга, больше как старшего брата, чем любовника. Единственным, кто смог меня смутить и сбить с толку, был оборотень.
– Выключи мачо, со мной это не сработает, – усмехнулась я.
Чайник засвистел, оповестив, что вода закипела. Налив себе и другу кипятка, присела рядом с мужчиной. В кухоньку вмещались узкий стол, две табуретки, плита и раковина. Я сидела впритык к окну, а Коннор касался спиной стены. Больше двух человек просто бы не вместилось.
– Ты всегда была ледышкой, даже ночью, – вздохнул Коннор. – Иногда я думаю, что ты и не любила меня вовсе.
– В приюте не учат любви, – пожала плечами, невольно дотронувшись до левого плеча, где скрывался уродливый шрам. Он немного заходил на ключицу и спину. Поэтому никогда не носить мне открытых платьев с короткими рукавами.
Кто был виноват в том, что пятилетняя девочка опрокинула на себя кастрюлю с супом? Повариха, воспитатели?