при этом она столь всегда напориста в навязывании своего мнения Еве, что её не перебьёшь. – И я считаю, что в любой, даже самой сложной и критичной ситуации, особенно тогда, когда ты решаешь призвать кого-нибудь на помощь, нужно быть краткой и лаконичной. – А это очень интересно, куда она клонит, и Еве ничего не остаётся делать, как её слушать. А той только этого и надо.
– А ты ещё в качестве усиления эффекта своего отчаянного положения добавь к первой просьбе о спасении, к примеру, вот такую, со своими туманными перспективами для твоего спасителя, кто всё-таки в тайниках своей души рассчитывает на хотя бы мифическую награду с твоей стороны, уточняющую специфику помощи фразу: «Помогите, раздевают!». – Продолжила нагнетать и разогревать обстановку внутри Евы её второе я, всегда желающее быть первым. – То твой потенциальный спаситель, всё это услышав, и понять ничего не сможет, впав во внутреннюю полемику, недоумевая над тем, что ты собственно хочешь. И что самое удручающее для тебя и для него, то он крайне возмущён вот такой постановкой вопроса с твоей стороны. Где ему предлагается на совершенно бескорыстной основе поучаствовать в этом процессе по твоему раздеванию, – не знает он и знать не хочет, что там с тобой такое случилось, что тебе вдруг и очень резко потребовалась в этом помощь, да одни бретельки снять чего только стоит, – а пользоваться результатами труда будет кто-то не он. Это как-то его оскорбляет и ставит не в то положение, в каком бы он хотел находиться, так что поищите другого дурака вам бескорыстно оказывать помощь. – Ещё вот такое заявляет альтернативно ко всему мыслящаяся и находящаяся в оппозиции часть Евы, которой удалось остановить саму Еву на мгновение перед заходом в этот тупиковый проулок, и это хватило для того, чтобы Еве не делать глупость, туда повернув. А почему это была глупость, то всё потому, что туда вдруг завернул тип такой вызывающей самые страшные ассоциации наружности, что у Евы в одно мгновение пропало желание выяснять соответствие всего того, что у него на лице написано с тем, что он на самом деле собой представляет.
Правда, Ева не сразу вот так решает отступить. – И что же делать? – спрашивает себя Ева, принявшись оглядываться по сторонам, ища там альтернативный путь.
– Я считаю, – вот так категорично ответила альтернативная Ева, – что мы уже достаточно сделали из того, что на нас счёт рассчитывали эти мужланы, ограничивая нас во всём и что главное, нашу свободу на самовыражение. Так что хватит вестись на всё, что они на наш счёт придумывают. И пора уже самой выбирать для себя путь.
– Ну ты и загнула. – Не удивлена Ева. – Ты об одном только забыла. – Здесь всё-таки я его веду, всё это придумав, хоть это и представляется так, как будто я следую тем путём, по которому он меня ведёт.
– Да что с тобой спорить. – Злится в ответ альтернативная Ева. – Ты им и своей слабости любое оправдание придумаешь.
– Тогда пошли. – Говорит Ева, и более скорым и широким шагом выдвигается в сторону обхода этого лежащего перед ней препятствия, на этот раз надеясь на рассеянность и невнимательность Альфиса, который