услышала, что дверь захлопнулось. Не контролируя себя, прикрывая промежность и грудь, подошла ко мне и дернула за бечевку – стало темно и тихо, я только слышал как она начала плакать в темноте и глотая слюни звать маму.
Счастливый брак № 2.
Яркий свет резко будит меня, вспышкой всех ламп, вытаскивающих меня из полудремы, сопровождаемый дневными лучами, жужжанием пылесосов и отсутствием интереса к персоналу. В номере появляется женщина, уверенно шагающая, как по подиуму, с сумкой «Биркин», висящей на сгибе правой руки, и сдержанным макияжем. От нее пахнет кремами, маслами и духами унисекс «Вайкики». Юбка-карандаш чуть прикрывает глянцевые, от регулярного ухода, загорелые колени. Она по-хозяйски осматривает все внутри, отбивая почти строевой, но изящный шаг в своих «лабутенах», оставляя на ковровом покрытии ямочки, которые сразу зарастают поднимающимся ворсом. Тонкими и красивыми пальцами левой руки с деловым маникюром «френч» и небрежно увешанным браслетом из белого золота и тремя кольцами, надетыми на два пальца, включая большой, она слегка касается мебели, проверяя, достойны ли все материалы, включая меня, скрасить ее пребывание здесь.
– Альбина, ну как тебе? – раздался заискивающий голос из коридора.
Я не заметил стоявшего в дверях человека, пока искоса, как солдаты смотрят на генерала с лампасами на строевом смотре, оценивал эту современную амазонку.
– Ну заходи уже, Серёж! – Ага, ага, иду, иду… Иду…– вздохнул Сережа, сильно подавший вопросительное лицо вперед с сгорбленных плеч, наброшенных на них дорогого, но мятого и нелепо сидящего серого пиджака.
И Серёжа, плетясь, появился в коридоре, бережливо толкая впереди себя правой рукой, на которой виднелось почти прозрачное обручальное кольцо и под корень обгрызенные ногти, чемоданчик «Луи Витон», за сохранность обивки которого он радел больше чем за себя. Поставил его, прислонив к кровати, не поворачиваясь к нему спиной, попятился к центру номера, не отводя глаз от чемодана, как будто он заминирован.
– Ну как, тебе? – спросила Альбина, даже не смотря в его сторону, а продолжая тактильно оценивать покрытие стола:
– Мне нравится! Остаёмся! – не дожидаясь ответа Сережи, продолжила она.
– Угу, дорогая, мне тоже, – проглотив окончание и звук, протянул он, зная, что адресат уже не слушает.
– Так, звоню папе, – сказала она вслух, но очевидно, что себе, как будто в помещении никого больше не было.
– Алло, папуль, мы заселились, – дрожащим и заискивающим голосом с завышенным тембром подростка затараторила эта величественная женщина.
У меня от удивления такой перемены даже бахрома чуть не зашевелилась.
– Как дети? Ага, хорошо… А как… А они… А что… А…
Она не успевала закончить вопросы и предложения, кто-то на другом конце провода перебивал её грубым басом. Слов говорящего на другом конце золотого «айфона», окутанного в чехол «Шанель», который она держала, еле касаясь лица и незаметно для