в эвакуацию.
Майор быстро взял себя в руки, утопил свое горе внутри и заговорил твердым голосом:
– Среди пленных работают наши агенты, да и сами фрицы готовы за кусок хлеба теперь выдать любые тайны. Но один попался упрямый, молчит, говорить отказывается, хотя работали с ним наши лучшие ребята. Без всякой жалости работали, от души. Это офицер гестапо, штабист Андреас Шульц. Когда его взяли в плен, при нем нашли пакет с документами о некоей операции «Вервольф». Знаешь, как переводится?
– Оборотень, человек в чужой шкуре, в образе животного, – ответил капитан.
– Верно, в немецком, я смотрю, ты поднаторел, – одобрительно кивнул энкавэдэшник. – Сейчас я озвучу секретную информацию, и ты должен держать язык за зубами. Не говорить ни невесте, ни товарищу, никому. Понял?
– Так точно, товарищ майор, в разведке у нас всегда режим секретности работает, – отозвался Глеб.
– Так вот, операция «Вервольф» – это засекреченная и для немецких солдат информация, и для рядовых офицеров. Это конспиративный бункер, который построили где-то в центре оккупированной земли. Предназначен для укрытия верхушки немецкого командования на случай внезапной массированной атаки, там же хранятся все документы – планы наступлений и обороны, сведения о передислокации, имена и фамилии агентов абвера, много чего ценного и важного. Мы знаем, что в бункере хранятся очень важные документы, но не знаем одного: где он построен. Шульц на контакт не идет, утверждает, что он всего лишь курьер. Но он вез кодовые документы по конспиративным лесным аэродромам для люфтваффе, а значит, у него был адрес, куда их доставить.
Снитко замолчал, давая Шубину время осмыслить информацию. Потом приблизился почти вплотную и заговорил, перейдя почти на шепот:
– И я приехал сюда, потому что думаю – ты сможешь его разговорить. Я читал твое личное дело, я знаю, что ты мастер военной разведки, а значит, насквозь видишь людей и умеешь с ними разговаривать. Не знаю как, но ты должен его разговорить, убедить выдать местоположение бункера «Вервольф». Пытки, угрозы, лесть, обещания мы уже использовали, в лагере свои специалисты имеются, но им не хватает тонкости, изобретательности, чтобы немца, как малька, на наживку поймать. Понимаешь, капитан, о чем я? И обстоятельства сложились удачно: пока ты еще не оправился, хромой, худой, не заподозрит в тебе немец разведчика, не воспримет как угрозу. Чего бояться калеку, который ходит с трудом.
Шубин вспыхнул огнем от такого замечания, по лицу запылали красные пятна. Он сцепил зубы, чтобы не вспылить в ответ и не выкрикнуть: «Я не калека! Я почти здоров». Но субординация, военная выучка и терпение разведчика не позволили ему потерять самообладание. А Снитко вдруг хохотнул и шлепнул его по спине:
– Ну, капитан, не серчай. Проверка была это, специально тебя уколол, по больному бил. Проверял, можно ли тебя из седла выбить грубым словом. Удержался, молодец. Поэтому я тебя выбрал, Шубин, по твоим делам понятно, что не сдашься, выдюжишь. Зубами будешь скрипеть, жилы рвать, но выполнишь задачу. Потому