манипуляций…
Как назло, стеной повалил крупный снег, Георгий поёжился от порыва сырого ветра, спрятал телефон в карман брюк, пошёл к крыльцу, где топтались девушки, некоторые из которых поспешили в помещение от нахлынувшей непогоды. Была ли среди них его цель – не разглядеть.
Ноги в лёгких туфлях, не предназначенных для гололедицы, разъезжались, что, учитывая выпитое, не удивительно. Удивительно то, что он нескольким минутами раньше благополучно сошёл с крыльца и сумел отойти на приличное расстояние, как по чистому асфальту, не навернувшись.
На середине пути всё-таки поскользнулся, неуклюже и пьяно взмахнул руками, попытался удержать равновесие, в итоге полетел навзничь, кое-как сгруппировавшись, чтобы не разбиться насмерть.
Первое воспоминание после резкой боли и потемнения в глазах – летящий в лицо снег и чей-то голос. Женский, хорошо поставленный, который чётко перечислял кому-то его реальные и потенциальные травмы.
Из монолога следовало, что жить он будет, дураком не останется и ссаться под себя не начнёт – это хорошо. А вот что галлюцинации у него – это плохо.
Георгий попытался встать, перевернуться, отмахнуться от навязчивого видения, которому уже и объяснение нашёл. Последняя, с кем говорил, будучи при памяти, Кристина, вот и чудятся её подружки, одна так точно склонилась над ним, убеждая горячо:
– Егор, не шевелись, потерпи, сейчас скорая приедет. Мне шея твоя не нравится.
Ну, спасибо за комплимент, а мне твоя нравится, особенно сладкая яремная ямка, тонкие ключицы и линия декольте, из которой выглядывает бледно-розовое кружево. Прелесть какая, бледно-розовое, впрочем, в галлюцинации каким оно должно быть? Чёрным, кожаным с шипами? Нет-нет… нажрался он уже подобного. Ему бы грудь эту, в розовом, помять, потискать, заласкать до мурашек.
Из бледно-розовых с мурашками грёз вырвал звук сирены скорой помощи и резкий свет проблесковых маячков. Холодные носилки и слепящий свет в салоне тоже не позволяли провалиться в пучину сладострастия. Боль ещё в голове и почему-то в районе лопаток, не иначе крылья прорезаются… только вряд ли ангельские.
Открыл глаза сразу в люминесцентный свет больничной палаты. Огляделся, палата отдельная, просторная, с видом на какой-то сквер. Значит, первое – он жив, второе – родные в курсе, где он и что с ним, что не удивительно, учитывая, что навернулся во время корпоратива.
– О, очнулся!
На пороге появился Рус, родной старший брат. Держал в руках стаканчик кофе, оглядывал болящего и ехидно улыбался.
– Что со мной? – просипел Георгий, протягивая руку к стаканчику.
– Помимо похмелья? Лёгкий сотряс и ободрал лопатки, как умудрился только. Ручонки-то опусти, нельзя тебе кофе, бабушка кисель передала, его будешь пить.
– Число какое сегодня?
– А вчера какое было? – ответил вопросом на вопрос Рус.
– Двадцать пятое. Декабря.
– А сегодня