надо, приятель. Рихард не в духе.
Опасения молодого человека тут же подтвердились: за дверью раздался выстрел, а потом что-то разбилось. В наступившей тишине пес тихо заскулил и поскреб лапой рассохшийся паркет. Карл нахмурился:
– Нельзя.
Спайк понуро улегся на пол. Карл встал и принялся прохаживаться по кабинету. Даже сквозь дверь он чувствовал нервное напряжение Ланна и от этого начал нервничать сам. Наконец воцарилась тишина: Рихард никогда не буйствовал долго. И все же в первые пятнадцать минут после того, как Вэрди Варденга или любой другой из крысят покидали Управление, в кабинет начальника лучше было не входить. Для одного из коллег Ланна это чуть не закончилось простреленной ногой, для другого все-таки закончилось – пущенной в голову тяжелой пепельницей.
Именно поэтому на должности заместителя комиссара Городского надзорного управления не задерживались надолго даже полицейские с самой устойчивой психикой и самым блестящим послужным списком. Ни один из них не выносил тяжелого, непредсказуемого характера Рихарда Ланна. Как не выносили и постоянных встреч с существами, которых по конституции когда-то нужно было защищать и оберегать. А теперь приходилось ловить, допрашивать и иногда отстреливать.
Крысятам запрещено было появляться в городе – заходить в общественный транспорт, магазины, парки – любые места, где находились взрослые. Крысята не учились в школах с новыми детьми. И, конечно, никто не пускал их в больницы и поликлиники, если они болели. Даже в ГТИ – изоляторе – для них был свой корпус, со стенами, построенными из крупного булыжника.
Работа в Управлении, конечно, не ограничивалась возней с детьми, точнее крысятами, взрослых преступников в городе оставалось немало. А работать было некому – пожалуй, в полицию граждане шли даже с меньшей охотой, чем заводили новых детей. И именно поэтому президент, мэр, а вместе с ними и чиновники всеми силами держались за старую гвардию – Рихарда Ланна и ему подобных. Временами диких и совершенно неуправляемых. Но достаточно храбрых и очень, очень выносливых.
Сам Карл приехал сюда в самый разгар «охоты на детей» – примерно семь лет назад. Ему только что исполнилось двадцать, и он вернулся из армии, чтобы поступить в медицинский институт – еще в своей, родной стране.
Потом резко начала меняться власть, и отца Карла арестовали как «врага режима». Власть тогда менялась везде, и нашлось лишь одно место, куда Ларкрайт-младший сумел сбежать еще до падения Стены. Карл верил, что все это не более чем временный кризис и вскоре он вернется домой – нужно только переждать.
Но временный кризис оказался настоящей революцией. Вскоре «излечившийся от красной заразы» мир зажил по-новому. И равнодушно выбросил со своей политической карты небольшую европейскую страну, где нарушали демократические принципы – охотились на собственных детей. А вместе с ней выбросил и Карла Ларкрайта – наравне со всеми, кто по каким-то причинам переступил ее границы.
Впрочем, у Карла всегда была замечательная способность выживать, несмотря даже на