Для республики он архиважен, пока буржуазия не вывезла за границу все национальное достояние.
Автомобиль ехал по темным, заснеженным улицам Москвы. За рулем был бессменный водитель председателя Совнаркома Гиль С.К., рядом с ним сидел Чабанов И. На заднем сиденье В.И. Ленин и его сестра. Рядом с Лениным лежал саквояж.
Свет фар автомобиля осветил нескольких человек, которые с револьверами в руках бросились наперерез машине.
Гиль резко вырулил в сторону и прибавил газа, пытаясь быстрее миновать опасное место. Его одернул Ленин. – Товарищ Гиль, надо остановиться, это, наверное, патруль!
– Владимир Ильич, какой там патруль, наверняка бандиты!
– Вам, как и Феликсу Эдмундовичу, везде мерещатся бандиты! Остановитесь! Может быть им нужна помощь…
Уже миновав вооруженных людей, Гиль вынужден был остановить машину. К ней подбежали пять человек с оружием в руках. Среди них был Кошельков. Они распахнули двери автомобиля. Двое из налетчиков приставили к головам Гиля и Чабанова стволы револьверов. Кошельков распахнул заднюю дверь машины и заглянул внутрь.
– А ну, вылазь! Давненько я товарища Ульянова не держал на мушке.
Кошельков за шиворот вытащил Ленина из машины и сильно отпихнул в сторону так, что тот едва не упал в сугроб, но все же с трудом удержался на ногах. Ильич в негодовании стал возмущаться.
– Кто вы такие? Как вы смеете? Я Ленин, председатель Совнаркома!
Мария Ильинична, вылезшая следом за братом из машины, тоже попыталась образумить бандитов.
– Это же Владимир Ильич Ленин – Вождь мирового пролетариата! Как вы можете?…
Кошельков со зловещим смехом ответил. – Это он днем вождь, а ночью я!
Бандиты забрались в машину, и она уехала.
Мел снег. Со скрипом качающийся фонарь тусклым светом освещал сугробы, темные провалы окон и стоящие посреди улицы четыре унылые фигуры.
У Кравченко настроение так и не улучшилось до позднего вечера. Словно туча он шел по коридору ЧК, который больше напоминал Ноев ковчег, чем государственное учреждение. На скамейках вдоль стен сидели разномастные мешочники, негодующие старорежимные служащие с жалобами в руках. В конце коридора сразу три сотрудника не могли справиться и образумить доставленного сюда пьяного анархиста. Огромный детина, перепоясанный поверх бушлата пулеметными лентами, после не меньше, чем недельного запоя, упирался и никак не мог понять, куда он попал, и что от него хотят. Он грозно повторял одну и ту же, одному ему понятную фразу. – Пусть Чернецкий попробует! Пусть!… И все!
Кравченко, предварительно постучав, зашел в кабинет к Мартынову. Федор Яковлевич разговаривал по телефону и жестом показал Кравченко, что бы тот присел и подождал. Тарас Семенович не стал присаживаться, а с напускным любопытством начал изучать плакат «Ты записался добровольцем?», который висел на стене у двери. Чувствовалось, что Мартынов был раздражен разговором и был готов вот-вот перейти на крик.
–…