от реальности. Да и в чем отличие страшной сказки от страшной реальности? Вот эта чужая злобная старуха – тоже персонаж страшной сказки.
– Стой. – сказала злобная старуха таким же злобным голосом.
Стеша замерла, оглянулась.
– Входите, раз уж явились. – Старуха отступила от двери. Не распахнула ее гостеприимно, а оставила маленькую неприветливую щелочку и повторила: – Входите!
И они просочились в эту узкую щелочку. Будто из одной страшной сказки в другую.
У Стеши все еще оставалась хрупкая надежда, что баба Марфа смягчится, посмотрит на них с Катюшей, поймет, наконец, что они ее единственные внучки, единственные оставшиеся в живых родственники. А еще у Стеши была надежда, что баба Марфа не просто смягчится, а полюбит. Нет, не ее. Ей не нужна ничья любовь! Пусть только Катюшу. Она ведь заслуживает любви и заботы. Она чудесная девочка.
Баба Марфа не смягчилась. Крыша над головой, кровать с плюшевым ковриком на стене, краюха хлеба с пшённой кашей – вот и все, на что она сподобилась. Никаких тебе задушевных разговоров-уговоров, никаких расспросов о маме и прежней их жизни. Ни-че-го! Они просто стали частью этого большого и мрачного дома. Не мебелью, но чем-то не особо от нее отличающимся и не особо ценным.
Мысли о том, чтобы оставить Катюшу с бабой Марфой, а самой отправиться на фронт, посещали Стешу все чаще и чаще. До войны она успела закончить три курса медицинского института. Конечно, она еще не врач, но уже многое умеет. Она видела, как работает отец: он брал ее на свои операции. Стеша росла на красочных детских книжках, купленных мамой, и на не менее красочных анатомических атласах отца. Она с детства знала, что нога – это не просто нога, а стопа, голень и бедро. Она знала, из чего состоит человеческий организм, и могла перечислить все эти составные части на латыни. Она бы пригодилась на фронте! Она могла бы стать сестрой милосердия в мире, где почти не осталось милосердия. Но баба Марфа сказала «нет».
– Если хочешь уйти, забирай ее с собой. – Баба Марфа кивнула на сидящую у окошка Катю. – Вдвоем пришли, вдвоем и уходите. Мне она не нужна.
Эта бессердечная старуха говорила, не понижая голоса, не щадя ни Стешу, ни Катюшу. Ей было все равно, что с ними станется. Ей было все равно, но Стеша не могла рисковать жизнью младшей сестры и поэтому осталась. Только поэтому.
– А если останетесь, – баба Марфа словно читала ее мысли, – если останетесь, будете слушаться. Жить будете по моим правилам. Уяснила?
Она вперила тяжелый взгляд в Стешу. Захотелось отшатнуться или хотя бы зажмуриться, хоть как-то защититься от этого недоброго и колючего взгляда, но Стеша осталась недвижимой и молча кивнула в ответ.
– Правила у меня простые, – продолжила баба Марфа, а потом вгляделась в серую муть за стеклом и сказала задумчиво: – Зима закончилась.
Наверное, этот факт что-то значил, но Стеша пока не могла понять, что именно. Она вообще мало что понимала из правил этого дикого деревенского мира.
– Зима на исходе, –