смех. Они питаются твоей болью, наслаждаются, поглощая ее из тебя.
– Нужно считать, – ответил Серега. – Про себя. Раз-два-три… Обычно все заканчивается, когда я дохожу до восьмидесяти. Но один раз я дошел до двухсот пятидесяти… Если тебе не подходит счет, то можно просто думать о приятном.
– О приятном? – переспросила я его.
– Да. О приятном. Я обычно думаю о белках. Белки – они вроде приятные.
Я хихикнула. Сереге все время удавалось выжать из меня улыбку или смех, даже в тех случаях, когда это было невозможно. Например, в тот раз, когда он рассказывал мне о белках, мне было совершенно не до смеха. За день до этого Стас пытался утопить меня под струей обжигающе горячей воды, и ожоги на лице неприятно пульсировали. Мне нужно было настроить свой мозг так, чтобы не думать о боли, и я обратилась за помощью к Сереге.
Они «любят» Серегу больше всех. Может быть, потому что он самый младший из нас. Ему только тринадцать. А может быть, им не нравится его улыбка до ушей. Теперь его улыбка особенно красива – не хватает переднего зуба. После того как Стас ткнул его лицом в бетонную плиту, Серега выплюнул кровавый сгусток вместе с зубом. А потом улыбался нам дырявой кровавой улыбкой. Он ничуть не огорчился, а, наоборот, был очень рад дырке. Он научился круто плеваться и мастерски свистеть.
Я сидела на корточках и изучала решетку. Рома тоже опустился на корточки. Наши глаза встретились.
– Ты думаешь о том же, о чем и я? – тихо спросила я.
Его глаза округлились от ужаса. Я поняла, что мы думали об одном и том же.
Но Рома резко вскочил на ноги.
– Нет. Я ни о чем не думаю, – выкрикнул Рома, резко вскочив. – Побежали отсюда, они могут появиться в любую секунду…
И мы побежали. Я свернула вправо, Рома – влево. Мы всегда разбегались в разные стороны. Так нас было труднее поймать.
Много раз после этого я возвращалась к мыслям о Яме. Именно так. С большой буквы. Яма стала для нас чем-то нарицательным.
Как-то мы пришли к Яме снова. Она притягивала нас как магнит. Мы с Ромой сидели у ее края. Смотрели на железные решетки. На строительный мусор в Яме.
– Она могла бы стать идеальной ловушкой, – тихо сказала я. Рома не ответил.
– Мы могли бы обрести свободу. Мы могли бы научиться дышать полной грудью. Нам прекратили бы сниться кошмары. Губы и веки перестали бы подергиваться. Руки – дрожать. Мы стали бы обычными людьми.
Рома лишь покачал головой, усмехнувшись.
– Красиво говоришь… Напиши стих.
Но я видела, что Яма притягивает его точно так же, как и меня.
Но… Эти слова оставались простыми словами, а Яма – обычной ямой. И мы стали жить своей обычной жизнью. Жизнь короткими перебежками. Жизнь на войне.
И сейчас чужой голос в голове напоминает мне о яме. Он говорит, что у нас есть выход. Что мы можем стать свободными.
Я смотрю, как из цилиндрика в трубку попадают последние миллилитры жидкости. Поворачиваю колесико.
Медсестра