нарушила она затянувшееся молчание.
– Что не может не радовать.
– Стоит ли заниматься чем?
Маккалеб привык к манере Бонни в самый неожиданный момент возобновлять прерванный разговор и не забывать ничего из сказанного. Миниатюрная, примерно его лет, с рано поседевшими короткими волосами, Бонни Фокс носила белый, чересчур длинный для нее халат, чьи пóлы доходили ей почти до щиколоток. Нагрудный карман украшала схематическая вышивка сердечно-сосудистой системы – эмблема кардиохирургов. На каждом осмотре Бонни была сама сосредоточенность. При этом она буквально излучала уверенность и чуткость – крайне редкое сочетание для докторов, а за последние годы Маккалеб повидал их немало, поэтому старался платить Бонни той же монетой. Он симпатизировал ей и доверял. Был период, когда в глубине души он сомневался, стоит ли вверять свою жизнь в руки этой хрупкой, как статуэтка, женщины. Однако сомнения быстро развеялись, уступив место стыду. Когда день пересадки наконец настал, улыбающееся лицо Бонни было последним, что видел Маккалеб, прежде чем его ввели в наркоз. На тот момент у него не осталось и тени сомнений. С той же улыбкой Бонни встретила его после операции – перерожденного, с новым сердцем.
За восемь недель в процессе реабилитации не возникло ни единого сбоя, и это лишь укрепляло веру в профессионализм Бонни. За три года общения между ними установилась тесная связь, выходившая далеко за рамки стандартных отношений «врач – пациент». Маккалеб искренне считал Бонни другом и надеялся, что это взаимно. Они неоднократно обедали и увлеченно спорили обо всем на свете, начиная от клонирования и заканчивая судом над О. Джеем Симпсоном[1]. Маккалеб тогда выиграл у Бонни сотню долларов, угадав первичный вердикт. Из-за непоколебимой веры в правосудие доктор Фокс совершенно не учла расовую подоплеку дела, очевидную опытному агенту ФБР.
Каким бы ни был предмет спора, Маккалеб неизменно занимал противоположную сторону, просто чтобы подстегнуть дискуссию. Сейчас Бонни сопроводила свой вопрос выразительным взглядом, давая понять, что готова к очередной баталии.
– Стоит ли вообще заниматься этим. – Маккалеб обвел рукой палату, явно подразумевая всю клинику. – Извлекать органы у одних, пересаживать их другим. Иногда я чувствую себя современным Франкенштейном, собранным из нескольких человек.
– Не драматизируй. Тебе пересадили единственный орган, взятый у одного человека.
– Но орган немаловажный, согласись? Знаешь, все агенты ежегодно сдают норматив по стрельбе. Ну, стреляют по мишеням. Первый разряд присваивают тем, кто попадает в сердце. Голова по очкам ценится ниже. Всадил пулю в сердце – выбил десятку. Высший балл.
– Опять завел шарманку, что мы заигрались в Господа Бога? Я думала, это пройденный этап.
Улыбнувшись, Бонни покачала головой, однако ее улыбка вскоре померкла.
– Терри, не темни. Что стряслось?
– Не знаю. Наверное, комплекс вины.
– Винишь себя за то, что выжил?
– Не знаю.
– Хватит