она? По-настоящему, без прикрас?
Я вздыхаю и провожу рукой по волосам.
– Бывают и хорошие дни, и плохие. Я чувствую себя такой беспомощной, Калеб. Это все равно что наблюдать за песком в песочных часах и знать, что песок точно закончится. И когда это случится, я потеряю маму. И я… – Я останавливаюсь и чувствую, как слезы жгут глаза. – Я не знаю, как без нее жить.
– Иди сюда. – Он притягивает меня в свои надежные объятия.
Я прижимаюсь головой к его груди, его пальцы нежно перебирают мои волосы. А я плачу и не могу остановиться, и мои слезы впитываются в хлопок его футболки.
– Все хорошо. – Он продолжает нежно водить пальцами по моим волосам. – Поплачь. Я с тобой. – И я знаю, что это так. Он всегда был рядом. Калеб – моя скала, моя безопасная гавань. – Ты сильная, – напоминает он мне, – но даже сильным людям время от времени нужно плакать. – И он обнимает меня еще крепче.
– Почему ты так добр ко мне? – Я плачу еще сильнее. Калеб должен меня ненавидеть. Отталкивать меня, а не притягивать в свои объятия. Но он так добр. Он не из тех, кто отталкивает тебя только потому, что ты разбила им сердце. Я знаю, что где-то на свете есть и его вторая половинка. Не то чтобы я для него не годилась, но я для него недостаточно хороша. От этой мысли я рыдаю навзрыд. Я его не заслуживаю. И хотя я сама попросила развод и ухожу от него, я все еще его люблю, и какая-то часть меня всегда будет его любить.
– Потому что, – нежно шепчет его голос, моя голова по-прежнему плотно прижата к его груди, – ты лучше, чем ты думаешь.
– Калеб… – Я отступаю назад и откидываю голову, чтобы на него посмотреть. Он закрывает мне рот рукой. – Не говори того, что собираешься сказать.
Когда он опускает руку, я спрашиваю:
– Почему ты меня не ненавидишь?
Он отворачивается и качает головой.
– А почему ты ненавидишь себя? – Его вопрос как ножом по сердцу; я над этим никогда не задумывалась.
– Я…
Опустив голову, он шепчет:
– Я тебя простил, Салем. Теперь ты прости себя.
Он берет стакан с водой и выходит из кухни. Я понимаю, что он прав, и закрываю лицо руками.
Я так многого себе не простила. Я таскаю это за собой, куда бы ни пошла, как мертвый груз, от которого не избавиться. Благодаря его вопросу я поняла, что сама взвалила на себя эту тяжесть и продолжаю ее нести. Я, а не он; он бы никогда этого не сделал. И если Калеб смог меня простить, то и я найду способ простить себя.
Сделав глубокий вдох, я успокаиваюсь и расправляю плечи.
Мама устроилась на кровати для гостей, ее взгляд тяжелый от усталости. Подремав, она играла со своей внучкой до самого ужина. Никто из нас не хотел готовить, и Калеб заказал еду в одном из наших любимых ресторанов. Я не удивилась, что мама только поковырялась в своей тарелке, но почти ничего не съела. Ее тело сдает с каждым днем. Честно говоря, я думаю, что оно сдалось уже давно и только упорство и воля к жизни поддерживают ее.
– Было мило, – зевает она. – Спасибо, что привезли меня сюда. Я так люблю эту девочку.
Я глажу ее лоб, словно успокаиваю ребенка.
– Она