они могучих.
И Шарр-Кан посмотрел на этих десять девушек и увидел среди них красавицу, подобную полной луне, с чёрными волосами, блестящим лбом, большими глазами и вьющимися кудрями, совершенную по существу и по свойствам, как сказал о ней поэт в таких стихах:
Сияет нам она чарующим взором
И станом стыдит своим самхарские копья[16].
Она появляется с лицом нежно-розовым,
И прелесть красот её во всём разнородна.
И кажется, будто прядь волос над челом её –
Мрак ночи, спустившийся на день наслажденья.
И Шарр-Кан услышал, как она говорила невольницам: «Подойдите, чтобы я поборолась с вами, раньше чем скроется месяц и придёт утро». И каждая из них подходила к девушке, и та сразу же повергала её на землю, и скручивала ей руки поясом. И она до тех пор боролась с ними и валила их, пока не поборола всех.
И тогда к девушке обратилась старуха, стоявшая перед ней, и эта старуха сказала ей, как бы гневаясь на неё: «О развратница, ты радуешься тому, что поборола девушек, я вот старуха, а повалила их сорок раз. Чего же ты чванишься? Но если у тебя есть сила, чтобы побороться со мной, поборись, и я встану и положу твою голову между твоими ногами». И девушка с виду улыбнулась, хотя внутренне исполнилась гнева на неё, и встала, и сказала: «О госпожа моя, Зат-ад-Давахи, заклинаю тебя мессией, будешь ли ты бороться вправду или ты шутишь со мной?» И она ответила: «Да…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Сорок седьмая ночь
Когда же настала сорок седьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда девушка спросила Зат-ад-Давахи: «Заклинаю тебя мессией, будешь ли ты бороться вправду или ты шутишь со мной?» – та ответила: «Напротив, я буду с тобой бороться вправду», а Шарр-Кан смотрел на них.
«Вставай бороться, если у тебя есть сила», – сказала девушка. И когда старуха услышала это, она разгневалась сильным гневом, и волосы на её теле поднялись, точно иглы ежа, а потом она вскочила, и девушка поднялась к ней, и старуха воскликнула: «Клянусь мессией, я буду с тобой бороться только обнажённой, о развратница!»
А затем старуха взяла шёлковый платок, развязала свою одежду и, сунув руки под платье, сняла его со своего тела, после чего она скрутила платок и обвязала его вокруг пояса и стала похожа на плешивую ифритку[17] или пятнистую змею. И она обратилась к девушке, и сказала: «Сделай так же, как я сделала!» И при всём этом Шарр-Кан смотрел на них, и вглядывался в уродливый образ старухи, и смеялся.
И когда старуха сделала это, девушка, не торопясь, поднялась и, взяв йеменский платок, дважды обвязалась им и засучила свои шальвары, так что стала видна пара ног из мрамора и над ними хрустальный холм, мягкий и блестящий, и живот, как бы усеянный анемонами, из складок которого веяло мускусом, и груди с сосками, подобные паре плодов граната.
И старуха склонилась к ней, и они схватились друг с другом. И Шарр-Кан поднял