вина. Чеки из алкомаркета. Нет, не буду нападать. Что это вообще – крайняя форма отрицания, что ли?
Последний разговор. Папин последний разговор случился с моей мамой. Его бывшей женой. Любовью всей его жизни. Они развелись тридцать пять лет назад. Мама рассказала о поездке в Англию. О старичке из Девона, который бесплатно водит экскурсии по зданию Национального фонда – такой говорливый. Болтал с мамой, с нами. Шутил, заливался соловьем, мама шутила в ответ. Его молодой коллега нетерпеливо мялся сзади, пытаясь вставить хотя бы словечко. Когда старичок узнал, что мы из Швеции, он начал внимательно нас разглядывать, особенно маму. Потом нахмурил свои кустистые брови и спросил, почему мы высадили всех страшных викингов у них в Англии, а красивых оставили себе. Над этим рассказом папа смеется до слез, после чего сообщает, что у шотландцев ужасно плохие зубы. Говорит, наш дальний родственник, живущий в Шотландии, объяснял, что дело не только в деньгах – просто зубы их не так уж заботят. У папы остался еще один испорченный зуб, который обойдется ему в семь тысяч крон. А тут еще старый трактор загорелся. Папа – сто с лишним килограммов – бросился вверх по склону, к дому, за огнетушителем. После операции на тазобедренном суставе, с обструкцией дыхательных путей. А еще мы говорили о растениях. Это постоянная тема, мы обсуждали ее всю весну. Тут мы похожи. Мне знакомы эти радость и мука. Когда сажаешь семена. Пересаживаешь, и вдруг все разрастается. Нужны горшки побольше, много земли. Постепенно переносишь растения на улицу.
С этими растениями целая куча возни. Так говорят и соседка Найма, и брат Эрик. Может быть, так и есть. Наверное, после разговора с мамой папа еще немного повозился со своими бархатцами и перчиками чили. А потом запер дверь веранды, оставив снаружи светлую июньскую ночь.
Мама также рассказывает, что они говорили о муже ее двоюродной сестры, который умер совсем недавно. Папа общался с ним в том числе по работе, а мама хорошо знала его с юности. Я тоже его встречала. Они праздновали с нами Рождество у бабушки, когда мы с сестрой были маленькие, а бабушка жила в просторной квартире и сдавала две комнаты студенткам медицинского колледжа. Они всегда были такие веселые, Керстин и Лаге. И очень компанейские. Мы, остальные, по-моему, не очень им подходили. Ну, за исключением бабушки. И вот теперь папа с мамой обсуждали похороны Лаге и деменцию Керстин, и папа еще сказал: «Да, наше поколение следующее на очереди».
А потом он произнес: «Береги себя, Бритт-Мари». И повесил трубку.
И вот Ингер его нашла. Приехала проверить пчел в дальних ульях – а сама она живет в Бакке. Свен всегда выходит на веранду, когда я сворачиваю во двор, говорит она. А в ту пятницу не вышел. В первую июльскую пятницу. Тогда она заглянула в окно и увидела его. На полу в гостиной. Она вызвала скорую, позвала Найму, у которой есть ключ, позвонила Эрику, Грете. До меня они дозвониться не смогли, абонент не отвечал.
А я сидела на Готланде. На каменной лестнице, с бокалом розового вина. Хотя