в крайнем случае срединной (куда по визе).
В Европу прорублю всё равно оконце!
Там столько есть деревьев с цветом красного
(в Европе мне нет другой причины побывать).
Ещё там магма есть: Помпеи безопасные.
Здесь можно полежать и о свободе помечтать.
А, впрочем, Вокша, Москва и Ташкент
и даже Болдино сумеют покраснеть, когда
я лягу там под деревом любым: эксперимент
чтоб ты из древа вытекла цветом, а не вода.
САНДЖАР ЯНЫШЕВ
Мне бы лёгкости взять для восхода —
Не у бабочки и самолёта,
Не в листве выходного дня,
А в твоём основанье, Природа,
В тёмном царстве, где нет огня,
Где ни воздуха, ни меня…
Только тут и простор для веры —
Я хочу быть понятым верно —
Только тут и гнездится бог-
Экстраверт: между мной и прошлым,
Сном и памятью, меньшим – большим,
Кем угодно – самим собой.
Я хочу быть понятым. Точка.
На хрена мне другая боль?
Время есть во все стороны то, что
Разбегается из одной
Тьмы-потьмы. Вот на сём и встану,
Прикормив губам своим стаю
Новых звуков, листвы иной,
Точно вёшенка, обрастая
Выраженьем икры земной…
Ни мечты, ни вины, ни скорби —
Лишь змея в запаянной колбе,
Как молчания перегной.
ВЛАДИМИР БУЕВ
О, Природа, ты вакуум-Тартар,
Где нет воздуха, мрак где в стандарте.
Все титаны внутри тебя
Каждый день начинают с фальстарта,
С воем в медные двери долбя
И в детей своих матом лепя.
Этот Тартар – под царством Аида.
Кто попался, о том панихиду
Можно спеть. Помолившись, забыть,
Пусть там Боги живые, их много.
И все вместе есть я – эпилога
Нет во мне, как и нету пролога.
Больно всем. И титанам не меньше.
Больше! Боги они из древнейших.
И они, повторюсь, – это я.
Бездна мрака – как тень некролога.
Сон иль явь? День иль ночь? Безнадёга.
Боль лицо моё делает строгим.
Замолчать, перегнивши змеёй?
Запаяться ли в колбе со спиртом
(Вдруг получше там, чем под землёй)?
В декаданс ли пуститься по треку,
Что Серебряным прозван был веком?
…Иль над миром встать новой зарёй?
САНДЖАР ЯНЫШЕВ
Мой слог, мой голос, воспалённый
язык – последний мой причал!
Родных наречий отлучённый,
внимаю собственным речам.
Тот свет, который населён был
мной, словно шорохом – сквозняк, —
так будто выпавшая пломба,
теперь отделен от меня.
И боль, что медная кольчуга,
уже не давит сердце мне,
обвивши тело, словно чудо,
разлитое по всей земле.
И чем ты дальше, тем разменней
твои