хранитель музея-усадьбы Фон-Барсов, я с экспонатов пылинки сдуваю. Как можно меня в краже заподозрить?
– Ах, вы в музее работаете? Тогда вообще все сходится. Значит, ходы-выходы знаете – кому, что и по чем продать можно. Куда вы там дальше собрались? Гастролерша! А потом в музеях драгоценности ищи-свищи.
– Да вы с ума сошли! Там след от армейских ботинок, а я в кроссовках!
– Она еще и на месте преступления наследила. Разберемся! Пухов, вези-ка дамочку в отделение и закрой покрепче до выяснения.
– Где закрыть-то? В обезьяннике?
– В допросной. И никого к ней пускать.
Пока участковый распоряжался, Яна безуспешно пыталась позвонить Павлу, начала набирать смс-ку, но не успела. Жуков ловко выхватил телефон и спрятал за пазухой.
– Подельнику звоните? Не выйдет!
– Я имею право на один звонок. Это беспредел!
– Здесь я решаю, кто на что имеет право.
Лицо участкового покрылось красными пятнами. Яна подняла руки вверх, словно взывая к небесной справедливости.
– Я звонила жениху – следователю СКК, капитану юстиции Павлу Николаевичу Грабу. Мои документы в гостинице. Звоните в музейное управление Владимира, там подтвердят мою личность.
– У меня сейчас главная задача – оценка ущерба, нанесенного музею. Когда придет время займусь и вами. Садитесь в машину и не дурите. Получите дополнительный срок за сопротивление полиции при исполнении.
Дверь уазика громыхнула. Яна вновь оказалась на заднем сиденье справа. Вместо снега на лобовое стекло падали лепестки черемухи.
Глава 2.
Дорога петляла по поселку. Пухов молчал, резко газовал на поворотах, без надобности жал на гудок автомобиля. Яна смотрела в окно на деревянные домики и каменные коттеджи, проступающие сквозь молодую листву, ругала себя за грубые слова.
– Максим Владимирович, простите, что обидела. Я знаю, что так нельзя. Я на Жукова злилась, а вам гадость сказала. Простите меня, пожалуйста.
– А где мне было слова эти умные брать? У мамы-пьянчужки? У отца, которого не знал?
Пухов говорил медленно, словно сам с собой. Яна вжалась в сиденье, закрыла лицо руками.
– Детдом, школа, путяга, армия, ППС. Вот моя дорога. Но я служу, стараюсь. Ребята-кореша многие по наклонной пошли, а я нет. Я лучшего хочу. Хочу участковым быть, на Катюшке жениться. Хочу дом хороший, детишек.
Яна смахнула, покатившиеся по щекам слезы, всхлипнула.
– Дура я, дура! Простите, Максим. У человека не словарный запас главное, а душа. Все у вас будет. Простите.
Уазик тормознул у бетонного забора, проехал за шлагбаум. На парковке Пухов выскочил первым, бережно подал руку.
– Не переживайте, Яна Сергеевна. Товарищ капитан умный. Если я понимаю, что не вы музей ограбили, так и он разберется. Это он не на вас, на себя злился, на жизнь. Он в Питере в угро служил, а когда мать заболела, вернулся. Легко ли в участковых после о́пера ходить? Вот и я думаю, что хреново.
Допросная оказалась небольшой комнатой с диваном, письменным