случае труба, превращающая продукты в дерьмо, в худшем… ничто? Что толку, – потрепал Никиту по лохматой двойной макушке, как бы давая понять, что он – не труба и не ничто, что к нему сказанное не относится, – рвать жилы на службе, делать карьеру, подсиживать редактора, если…» – не закончил, снова уставившись в ночное окно, словно там, как на компьютерном экране, были начертаны ответы на заданные вопросы, и эти ответы (в отличие от собственного отражения) крайне не понравились отцу.
«Если, – закончил Савва, – общественно-экономические формации конечны во времени и пространстве?»
«Как жизнь, – вздохнул отец. – Как думаешь, кто вор общественно-экономических формаций?»
«Как жизнь, – повторил Савва, – но не власть. Она бесконечна. Я думаю, дело не в том, кто вор общественно-экономических формаций. Да и можно ли считать это воровством? Вор крадет. Тут же речь идет о замене одного другим. Это может сделать только… Бог».
«Степень близости конца общественно-экономической формации, – посмотрел сквозь красное вино в бокале на лампу отец, – определяется степенью беспомощности и омерзительности власти внутри этой самой формации. Если бы тебе завтра предложили работать… в райкоме комсомола, ты бы пошел?»
«Пошел, – немало озадачил отца Савва, – поскольку общественно-экономическая формация вторична, а власть первична. Главное, не прозевать момент воровства, точнее, момент замены одного на другое, увидеть творящего историю Бога. Но оказавшиеся в данный момент наверху, – тоже навел на лампу бокал с красным вином, как перископ подводной лодки, – этого не понимают. Не понимают, что красный цвет бесконечен, сложен и многолик, как жизнь, как кровь. Не понимают, что, пока у них в руках волшебный кристалл власти, они могут заставить всех видеть вместо драного выцветшего кумача да хотя бы… вот это вино… Не понимают, что главное – не столько сама власть, сколько пластика бытия, а именно – контроль за моментом замены одного на другое. Суть и смысл власти в том, чтобы это не могло застать врасплох».
«Кристалл у них, – мрачно подтвердил отец, – но они не могут ничего!»
«Естественно, – рассмеялся Савва, – потому что ты решил отыграть в аут, остаться не у дел».
«Как бы они не упились этим вином, – словно не расслышал его отец, длинно отпил из своего бокала, вероятно, наглядно демонстрируя, как именно им можно упиться. – Время против пространства, – продолжил он. – СССР – это пространство. Но у него не осталось времени. Ничего не получится».
«Ты боишься, – сказал Савва, – потому что думаешь, что следом за СССР разрушится остальной мир. Он все равно разрушится. Но ты мог бы это отсрочить».
«Только когда пойму природу конца, природу смерти, – мрачно ответил отец. – То есть когда умру».
«Ты никогда не умрешь!» – вдруг с непонятной убежденностью произнес Савва.
«Как Ленин?» – усмехнулся отец.
«Почти, – ответил Савва, – только мавзолей у тебя будет больше