внутренние конфликты. Ничего гениального в них не было. Но Агния увидела в этих обрывочных детских каракулях зачатки интересных историй, которые, спустя годы, их набравшийся опыта создатель подарит публике уже очень скоро. Как же она ошибалась.
Книга вышла в первый год их супружества, только позже Агния узнала, что почти весь тираж Влас оплатил самостоятельно, теми деньгами, что на свадьбу им подарили ее родственники. Ее начало мутить еще на десятой странице, земля ушла из под ног, и ее затрясло от холода, несмотря на летнюю жару за окном. Ни о каком прорыве в литературе и речи не было. Не было даже намека на те банальные, но искренние сказки из его школьных записей. Это был пафосный, истеричный опус обиженного на весь белый свет юнца, возомнившем о себе черт знает что. Как ни старалась, Агния не могла найти в книжке ничего за что могли бы зацепиться ее надежды. А их было так много. Детище Власа не могло похвастаться ни интересным сюжетом, его вообще было сложно найти в книге, ни красивым языком, напыщенные, тяжеловесные предложения лопались от витиеватых прилагательных, напоминания сочинения старых дев, ни оригинальностью, подобную псевдофилософскую кашу можно было найти на любом сайте, где собирались графоманы.
Но ничего из этого Агния не сказала Власу. Наоборот, она бурно нахваливала книгу и предвещала ей великое будущее: “уже завтра все газеты будут только о ней и писать.” Она сама не могла объяснить почему соврала, умом она понимала, что правда хоть и раздавит Власа, но поможет ему стать лучше, но смотря в его горящие радостью глаза она не могла ранить этого маленького мальчика, чья мечта всей жизни только что исполнилась. Только не она.
Вместо нее с этим отлично справились другие.
Несколько маленьких литературных интернет-журналов действительно обратили на книгу внимание. И разнесли ее в клочья. Критики явно испытывали удовольствие раскатывая труд молодого автора, некоторые из них были настолько жестоки, что Агния подозревала, что они отыгрываются на самих себе из прошлого. Или мстят решившему попробовать бездарю за собственные сожженные рукописи.
Тогда-то Влас и изменился. “Показал свое истинное лицо.” вклинился в поток ее размышлений ядовитый внутренний голос. Она с трудом могла узнать в нем того веселого мальчишку, ради которого она забыла всех своих подружек, мальчишку который таскал ее по концертам, знал все музыкальные группы на свете и постоянно сыпал причудливыми названиями жанров, которые не говорили ей ровном счетом ничего. Эта озлобленная, холодная оболочка никак не могла быть тем же человеком, который во время прогулок по ночному городу запрыгивал на парапеты мостов и декламировал стихи, не обращая внимания на удивленные взгляды редких прохожих. И уж точно не с этим мрачным истериком она проводила ночи в огромном, круглосуточном книжном магазине в самом центре города, представляя его имя на плакатах и пестрых обложках. Придумывая названия его будущим шедеврам.
Влас бесконечно перечитывал