капризами капибаре-домохозяйке.
Августа сидела, не шевелясь, уже минут пять, когда на кухню снова явился Ерёма. Он обвел взглядом белоснежную гладь стола и хмыкнул.
– Я смотрю, капибары с именем Ерёма сегодня в опале?
– Ерём, нам надо поговорить, – пропустила мимо ушей мужнину шпильку Августа.
Она похлопала лапой по стоящему рядом стулу, мол, сядь. Ерёма осторожно присел и, кажется, даже затаил дыхание. Августа глубоко вздохнула и начала говорить:
– Дорогой…
По загривку Ерёмы прошла крупная дрожь. Он знал, что после «дорогого» обычно ничего хорошего не следовало.
– Дорогой, – продолжила Августа, не обращая внимания на волнения в муже. – Мне кажется, тебе нужно серьезно пересмотреть свой подход к жизни. Ты слишком сильно зацикливаешься на плохом. А ведь в мире столько хорошего! Просто нужно заметить. Вот знаешь, прям специально, силой воли заставлять себя концентироваться на позитиве. Сначала будет трудно, но потом…
Тут Августа прекратила речь, потому что заметила наконец, что мужа уже натурально бьет нешуточная дрожь. Она положила лапу на его колено, но Ерёма, ретиво сбросив с себя конечность жены, вскочил и вдруг заговорил сам:
– А ты знаешь, пожалуй, ты права. Да, ты права! Мне и правда нужно силой воли заставить себя сфокусироваться на чем-то другом. На позитиве, да? Да! Не перебивай! – Ерёма предупреждающе вскинул переднюю лапу вверх и продолжил. – Да, ты совершенно права. Надо больше позитива и меньше негатива. Понимаешь, к чему клоню?
Августа энергично закивала:
– Давай скажем это вместе, – предложила она.
Два голоса слились в один, но унисона не вышло:
– От-пус-К! – сказала сияющая Августа, победоносно выделив интонацией К.
– Раз-вод! – проревел всклокоченный Ерёма, махнув собранной в кулак лапой.
В воздухе повисла неуютная тишина.
– В смысле «развод»? Я тебя на море вытащить хотела!
– А я не хочу вытаскиваться на море! Не хочу отдыхать и веселиться, когда на душе кошки скребут, понимаешь? Я хочу, чтобы меня принимали вместе с моим пессимизмом и усталостью, Август! Если мне сейчас тяжело, почему я должен выдавливать из себя радость-то, я не пойму? Не-е-е-т, помолчи! Я живая капибара, а не камень, мне тоже хочется иногда ныть и расклеиваться. Если мне сейчас ЭТО надо, а? А?! Я тебя спрашиваю! Молчишь? Ну и правильно! Болтать у мамы будешь. Вот тебе чемодан, собирай свои платья!
Ерёма метнулся в спальню, открыл дверцу шкафа и начал срывать с плечиков Августины одежды. Они вскидывали в полете рукава-крылья и ложились на пушистый плед унылой цветастой кучкой. Августа стояла в дверях и молча наблюдала за супругом. Вдруг она открыла рот, и Ерёма подумал, что жена собирается заплакать, но случилось странное.
Из капибарова рта вместо плача начал вываливаться гудок паровоза. Он ширился так активно, что уже через секунду заполнил собой спальню и Ерёмину голову.
– Хватит! – заорал Ерёма и рванулся к Августе.
Он