снова переглянулось. И в этот момент к магазину подошел миловидный пухлый парнишка. За его спиной торчал собранный спиннинг, мимолетно напоминающий колчан со стрелами, что добавляло ему сходства с купидоном, несмотря на возраст. Старожилы переключились на парнишку, и тетка-печка нарочито ласково произнесла:
– А ты, Валюша, домой, что ли, к Харону не ходил?
– Так это… нет, – пропыхтел парень, – он же до холодов на пароме живет. А что, нашелся?
– Он и не терялся, – вставил я и, приподняв шляпу в знак прощания, направился обратно, оставив жителей в очевидном замешательстве. В конце улицы меня догнал Димка.
– Эй, ты правда у Харона ночевал?
– А что такого?
– Точно ты странный. Только приехал, а уже со стариком сдружился. Про него никто ничего не знает. Даже Николаич… Даже бабка Груня…
– Не знает или не хочет знать? – спросил я.
Димка почесал голову, а потом задумчиво ответил:
– Он же, понимаешь… как дух реки. Река вскрывается, и он уже на пароме. Странный он. А сегодня его не было на реке, и вся деревня его по теряла.
– А зимой его никто не теряет?
– Не-е, он же на отшибе живет. Сам по себе вроде…
– Сам по себе, – передразнил я. – Может, просто никто не пытался с ним разговаривать. Дух реки. Харон. Придумали же. Человек как человек. Только сильный и независимый. Делает свое дело. Хорошо делает. Переживания на люди не выносит. Точно дух. Потому что я таких не встречал.
Я прожил в Набережном две недели. Изрисовал весь альбом и наказал Димке привезти еще два. За это время старик потихоньку, по нескольку фраз в день поведал мне свою немудреную историю. Не было в ней ничего особенного или героического. И все же меня подкупала подлинность и простота его жизни. Он пережил смерть родителей, потом раннюю смерть жены. Много скитался, еще больше работал. В конце шестидесятых пришел на утес и стал паромщиком. Сколько ему лет, Хайдар точно не знал, но по примерным подсчетам получалось глубоко за восемьдесят. На вопрос, почему он не завел семью снова, он усмехнулся и сказал, что не получилось. Но та нежность, с которой он смотрел на фото юной девочки в рамке, говорила многое. Однажды он произнес, глядя на воду:
– Первый раз я увидел Арину во сне. Конопатую-конопатую. И как встретил – сразу узнал.
Этот человек переносил одиночество с достоинством, для которого у меня не было названия. И если моя жизнь состояла из цветных картинок, то его – из фотографий цвета сепии. Надо ли говорить, что в моем альбоме появилась и юная Арина – смешливая девчонка с конопушками по всему лицу и тяжелой косой вокруг головы.
Но не только жизнь Хайдара поместилась в моих альбомах.
С того дня, как я «познакомил» жителей с их паромщиком, я каждый день шастал по деревне и собирал в альбом зарисовки историй. Этакие мемори-комиксы: смешные и грустные, давнишние и современные, сюжетные и мимолетные.
По приезде в Питер я с головой ушел в обработку материала. Нашел студентку филфака, которая дописывала и редактировала тексты.