Максим Акимов

Лёгкие притчи и краски сарказма


Скачать книгу

деятельность Марыси заключалась в штудировании летописей, источников давней поры, исторических документов и выуживании оттуда эпизодов, в которых имели место подобного рода обиды, причинённые кому-то из наших предков. Тухольская добросовестно процеживала архивы, ломала голову над старославянским языком, но отчего-то попадались всё больше эпизоды, когда наши бравые хольские воины, отправившись в поход во имя славы державы и распространения просвещённых идей, немножечко жгли, немножечко грабили, немножечко насиловали и пытали. Нет, разумеется, они делали это гораздо гуманнее, чем могли бы сделать эти гады лусаки, то есть проклятые лусские варвары. Но вся беда состояла в том, что фронт работ для Марыси был обозначен рамками средневековья. А в ту пору на нас лусаки-то не нападали и никак почти нас не обижали, а мы сами периодически их пощипывали, опустошали их городки и деревни и даже отхватили у них в конце концов огромный кусок территорий.

      Короче говоря, несмотря на то, что пропадала Марыся на своей работе до позднего вечера, работа её не клеилась почти также, как и личная жизнь. Периодически Марыську вызывал начальник департамента мелких обид пан Клоповский, и устраивал выволочку.

      У пана Клоповского было много заслуг перед наукой и перед Родиной. Пан Клоповский был ходячей энциклопедией мелких обид. Он помнил такие мельчайшие пакости, которые не сумел бы удерживать в памяти ни один человек, даже самый обиженный. Пан Клоповский уже подсчитал кто и сколько должен нам заплатить за эти обиды, кто и как должен покаяться.

      Пан Клоповский заслуживал огромного уважения. Марыся это понимала. Но отчего-то, попадая в его кабинет и глядя на его раскрасневшуюся физиономию, на маленькие глазки, которые наливались кровью, когда он рассказывал о своих новых открытиях, Тухольской очень хотелось взять его за шиворот, двинуть ему как следует между глазёнок и бросить в окошко, чтоб он летел кувырком, а потом записал бы в свой список ещё одну обиду, коль не переломал бы шею, свалившись со второго этажа.

      – Ну куда это годится, дорогая моя Марыся? – как обычно начал пан Клоповский, вытащив отчёт о проделанной работе, который на прошлой неделе представила Тухольская. – Тебе кажется, что это работа? Ты считаешь, что так можно относиться к истории обид, причинённых хольскому народу? – всё больше распалялся пан Клоповский, а глаза его опять наливались кровью. – Ты не нашла ни одной мелкой обиды, причинённой нам за всю четверть века, которую обозревала?

      Марыся пожала плечами, потупилась и уронила плечи, ссутулившись и понимая, что ничего хорошего её не ждёт. Так и вышло. Пан Клоповский перешёл на крик, срываясь местами на пронзительный визг.

      – Тухольская, – бушевал начальник, – ты позоришь хольскую науку! Ты позоришь всю нацию! Ты саботируешь работу! Ты препятствуешь восстановлению национальной памяти, подсчёту обид и пакостей! Теперь я понимаю, почему мы до сих пор не ездим в Лоскву как победители, как хозяева положения, способные