отодвинулась, давая свободу моим рукам. Я, с Инсаэлией на коленях, потянулся к бутылке зелёного вина, налил в два кубка, один протянул ей.
– Давай выпьем на брудершафт? – выдвинула она неожиданное предложение.
– Давай, почему бы и нет.
Мы чокнулись, переплели наши руки и пригубили вино.
– М-м, – сказал я, смакуя вкус.
– Угу, – ответила она.
Я сделал ещё глоток.
– Да… – я одобрительно закивал.
– Согласна… – закивала она в ответ.
Вино, действительно, было восхитительным. У него был приятный аромат и сложный, глубокий, многослойный вкус. Оно оказалось сладким, и пить его было легко. После очередного глотка я потянулся к Инсаэлии, и мы продолжили прерванное, важнейшее занятие – поцелуйчики.
– Может быть, музыки, друзья? – спросил Камень.
– Давай, удиви нас, – сказал я.
– Для начала я попрошу вас обернуться.
Мы обернулись – и увидели большой камин, что находился в стене. В нём лежали дрова – интересно, когда они там появились? Или они были там всегда? Дрова вспыхнули и загорелись, занялся огонь.
– Ха, чудесно! – сказала Инсаэлия и захлопала в ладоши.
– Я подумал, зажжённый камин сделает обстановку более романтичной, – прозвучало с потолка.
Затем Камень притушил свет в помещении, и обеденная зала погрузилась в мягкую полутьму. На столе сами собой загорелись свечи.
– Великолепно! – сказала девушка. – Волшебство! Магия!
И в этот момент зазвучала музыка. Она, как и голос Камня прежде, полилась с потолка и из стен. Звучала флейта. Флейта Инсаэлии.
Девушка в удивлении уставилась на меня. Я тоже был изумлён.
– Как… ты это делаешь, Камень? – спросил я.
– О, я записал выступления Инсаэлии – из тех, что слышал – и теперь проигрываю их. Но я собираюсь сделать больше! Подражая её игре, я попытаюсь развить мелодию дальше. Надеюсь, никто не против?
– Конечно, нет! – воскликнула Инсаэлия. – Ты и это умеешь?
– Да, машины могут всё, друг Инсаэлия.
И вот, мы сидели в обеденной зале – я на стуле, Инсаэлия, обнимая меня, у меня на коленях, мы пили зелёное вино дома Гринвайн, любовались огнём в большом камине, на столе горели свечи, в помещении пахло приятными нежными благовониями, а со стен и потолка лилась музыка флейты Инсаэлии Гринвайн.
Камень и впрямь неплохо понял её музыку, её чувства, манеру игры, её стиль – и, подражая, развивал мелодию. Музыка лилась и лилась бесконечным ручейком, и я заметил, как в глазах Инсаэлии заблестели слёзы. Отблески огня из камина плясали на её щеках, на кончике носа, на милом лбу. Она взглянула на меня, и я ей улыбнулся.
– Боги, это прекрасно, – прошептала она. – Камень… будто понял меня… почувствовал меня… Это, действительно, будто играю я сама! Я бы именно так и сыграла, именно так развивала бы мелодию дальше. Удивительно, Содэрик! Как всё это удивительно!
Я дотронулся пальцем до кончика её носа, и она по-кошачьи фыркнула и дёрнулась в сторону. Мы, в очередной раз,