край, и Верхняя Залихань такая своеобразная заводь – конец долгого пути, – создавалось впечатление, что здесь случайному путнику в ночлеге не откажут. Уютное, тихое место. Если бы не покойник в багажнике, я бы сейчас ловил кайф, а так оставалось сожалеть об упущенных возможностях.
Ориентируясь на присланную метку Севой, мягко подкатил к его дому: я вообще всю дорогу старался вести машину мягко, опасался за гроб. Дом большой (квадратов сто – не меньше), деревянный, одноэтажный, тёмный от времени, крыша крыта железом, вокруг яблоньки, груши, сливы. Около калитки стоял Всеволод и его худая, даже тощая мать – это у них семейное, и Сева тоже всегда отличался излишней худобой зека. И как это они угадали, что я именно в эту минуту подъеду? Или совпадение? Да нет, они кого-то ждали, а кого, если не меня. Я притормозил, развернулся багажником к дому. Вылез из салона, поздоровался:
– Привет, Сев, – пожал ему руку. – Здравствуйте, Марина Николаевна, – поприветствовал маму Всеволода. – Я тут, у переправы встретил…
– Знаем, знаем, Данила, – предупредила мои объяснения Марина Николаевна, за что я ей, признаться, благодарен – не знал с чего начинать. – Поможешь Севе занести гроб в дом.
– Да, да, конечно.
М-да, вид у них был грустный, откровенно похоронный, а другого и быть не могло. Я передал им вещи, продукты, которые мне бабка всучила, кстати, она оказалась права – хлеба каким-то чудом удержались на крышке гроба. С гробом пришлось помучиться: во-первых – неудобно, во-вторых – тяжело. Наконец мы внесли его в дом и поставили на стол в центральной комнате дома – она же гостиная, она же кухня.
– Даня, ты понимаешь, извини, что так получилось, – после того как мы справились с гробом, начал сбивчиво объяснять Сева. – Дядя умер, ну что тут поделаешь. Сердечный приступ.
– Да ты что, я понимаю. Мне, наверное, неудобно у вас оставаться теперь, так я завтра уеду.
– Нет-нет, ты что. Оставаясь, отдыхай, мы же договаривались, я тебя приглашал. Нет, не обижай.
– Ну а как же тогда?
– Нет, ты останешься. То же мне придумал… Только вот, Даня, поможешь с похоронами?
– Конечно. Какие могут быть разговоры? Сделаю всё, что скажешь.
– Благодарю. Пойдём я тебе твою комнату покажу.
Среди ночи меня подняли с постели. Я, когда Сева меня привёл в маленькую комнату, где пахло сыростью, а форточка, не говоря уже о самих окнах, отродясь не открывалась, отказавшись от ужина, разделся и сразу лёг. Усталость давала о себе знать, пригибая голову к подушке. Есть мне с дороги никогда не хотелось, а вот спать – да – это я любил. Процесс восстановления сил был прерван на середине: меня кто-то тормошил за плечо, крепко впившись в него пальцами. Продрав глаза, вижу, что надо мной склонился Сева. Свет он не зажигал, но и луны,заглядывающий через ажурную белую занавеску, мне оказалось достаточно, чтобы его признать. Ну да, лицо его казалось не совсем реальным – в глазницах собралась тьма, рот провалился, а кожа слабо светилась, но это был мой друг, никаких сомнений. Едва я продрал глаза, как он мне заявил:
– Пошли.
– Куда,