наводил пушку тяжелый танк. Под ним по дуге крупными буквами синела надпись «СКВО».
Лозанюк покивал головой, задумался, как будто хотел чего-то вспомнить, потом махнул рукой и сказал:
– Уважаю. Танкистов сильно уважаю. Своих не бросают. Всегда выручат. Тяжелый, но правильный род войск. Давай за тебя и за танкистов! Чтобы броня была крепка и танки наши быстры.
– А наши люди мужества полны! – поддержал Егор Тимофеевич.
Чокнулись. Выпили.
– Хотя теперь служба не та. – Посетовал Лозанюк. – Представляешь, солдаты, первогодки, офицеров не приветствуют. Не отдают честь. Привожу осенью партию наших новобранцев в серьезную часть. Под Москвой. Практически образцовая часть. Иду в штаб полка. Навстречу воин. Мимо движется, проходит, как будто меня нет. Честь не отдаёт. В упор не видит. Останавливаю. Спрашиваю, почему не приветствует старшего по званию. А он мне и говорит: «Я курю, а в курилке и столовой не положено приветствовать» и показывает на курилку. А эта самая курилка метрах в пяти. Я ему объясняю про это, а он нет, чтобы извиниться и приложить руку к фуражке, ухмыляется и говорит: «Товарищ майор, штаб вон там» и показывает рукой. Практически меня посылает.
– А ты чего?
– Да ничего. Пошел в штаб. Некогда мне с ним было возиться. У меня поезд через час отправлялся, а надо было еще кучу документов оформлять. Ну сказал в штабе дежурному. Тот отмахнулся. Мол, не до того. Сверху очередная проверка едет. Все издерганы. Замотаны. Служить некогда. Вот так-то. А я думал образцовая часть. – Майор вздохнул, подвинулся поближе к хозяину и тихо сказал – нету в армии решительных, волевых командиров. Чтобы и службу знали, и спросить с других могли и с себя. И не позволяли ни над воинами глумиться, ни над честью армии. Нету, у нынешних, воли! Так что может твоего действительно лучше вообще отмазать. Чтобы на все это безобразие не глядел. Так что ты отец, сам решай, как быть. Как лучше.
– Да я уже и сам не знаю, Григорий Степаныч, чего лучше, чего хуже. Башка раскалывается от этих мыслей. – Выстрадано произнес Егор Тимофеевич.
Лозанюк кивнул:
– Хотя, наверное, лучше пожалуй все же отмазать. Решай сам. Только до среды надо решить.
Егор Тимофеевич почесал затылок и снова наполнил рюмки.
Лозанюк взял свою, поднялся:
– Ну давай Егор Тимофеич, на посошок. Давай за сына твоего, за Витька. Парень он вежливый, когда на улице встречает, всегда здоровается. А чем интересуется-то в жизни? Спортом каким занимается или так, по дискотекам?
Егор Тимофеевич приосанился, видно было, что вопрос ему понравился и рассказать про сына есть что.
– Он у меня со второго класса гимнастикой занимается! Сейчас, Степаныч, в областную сборную входит. Второе место на первенстве области весной взял. Сальто и назад и вперед прямо в комнате делает. Стоит на месте, а потом ради хохмы кувырок в воздухе, раз! И опять на этом самом месте стоит! Парень упертый! А в институте этом экономическом не хочет учиться. Это его Катька туда утолкла. У неё знакомый декан, ну и уговорила Виктора. А парню не интересно это бухгалтерско-экономическое