начальника. Но чутье его подсказывало обратное.
– Возьми, – произнес командир, начав ворошить рукой во внутреннем кармане полушубка, после чего извлек оттуда сильно потертый кожаный бумажник, из которого рывком достал довольно толстую пачку купюр, сложенных вдвое.
Иван поднял на него изумленный глаза.
– Тебе, солдат, нужнее. К детям едешь, – командир посмотрел в лицо бойца, таким взглядом, словно видел перед собой не подчиненного, а его голодных и измученных войной родных.
Застыв в замешательстве с деньгами в руках, глядя на них изумленными глазами, Шукалов не сразу пришел в себя. Лишь спустя секунды он обернулся вслед удаляющемуся по коридору штаба командиру и негромко сказал, срывающимся от волнения голосом:
– Я отдам!
Стоя перед супругой, он будто вспомнил о лежащих в кармане гимнастерки банкнотах. Глаза его немного сузились. В голове начале вертеться мысли о покупке, на имеющуюся сумму, каких либо продуктов на первое время на местном рынке.
– Ты чего, Вань? – спросила его Александра Ильинична, заметив на лице мужа тот самый взгляд, что говорил ей о том, что тот начинает думать о чем-то важном.
С таким выражением лица ее супруг обычно размышлял о предстоящих делах, планировал работу колхозников, готовился к выступлениям перед ними, к партийным собраниям, к поездке на доклад к руководству района. Она знала этот взгляд, знала его целеустремленный и решительный характер.
– Что ты еще задумал? – тихо сказала она Ивану, продолжая нежно смотреть на него. – На тебе лица нет. Вон, бледный какой. Отдохнул бы с дороги, поспал.
После состоявшегося похода к местным властям, где ее муж смог решить жилищные проблемы своей семьи и трудоустройства ее работоспособных членов, она начала подозревать обдумывание им очередного дела, так же нацеленного на улучшение благосостояния обездоленных и настрадавшихся жены и детей.
– Потом, все потом, – спокойным голосом ответил Иван, – сейчас надо вещи перенести, самим переселиться, с хозяевами познакомиться.
– Да какие там вещи, Вань! – впервые, с момента возвращения Шукалова, она засмеялась, расплываясь в улыбке на опухшем от слез лице. – Два кулька тряпок вперемешку со вшами, да ворох одеял, бичевой обвязанных. Живем как в хлеву. Ты же сам все видел. Ни каких условий. Не помыться, не постираться.
– Теперь и мыться и стираться в тепле будете, – тихим, но твердым басом ответил он ей и зашагал, поправив на плече винтовку, в сторону крыльца.
Уже через час суетилась возле печи хозяйка дома, обеспокоенная тем, что ее новые жильцы прибыли из очень неблагополучных и почти антисанитарных условий пребывания, чем, соответственно, могут навредить ее домочадцам, принеся с собой какую-либо заразу.
– Это сразу выкидывайте или, давайте я в печи сожгу, – затрепетала она, увидев тот небольшой скарб, что принесли с собой ее новые постояльцы, –