аккуратной кирпичной кладкой, опрятной мастерской. Книги он читал запойно. Он расширил сад, построил беседку, облагородил гараж, после чего расслабился и успокоился, смертельно страдая от скуки.
– Вы бегаете? – с надеждой спросил он у Сандоса.
– В школе бегал кроссы.
– Остерегитесь, мой друг, он намеревается облапошить вас. Старый пердун активно готовится к марафону, – пояснила Энн, компенсируя грубое слово промелькнувшим в глазах восхищением. – Если он не бросит эту дурь, нам придется ремонтировать его колени. С другой стороны, если он откинет копыта во время забега, я сделаюсь отвратительно богатой вдовой. Я верю в страхование.
Как он обнаружил, Энн поступила к нему на курс, потому что многие годы пользовалась медицинской латынью и захотела узнать, какое отношение она имеет к породившему ее языку. Энн с самого начала хотела стать врачом, однако, убоявшись биохимии, оставила эту мысль и начала свою карьеру в качестве биоантрополога. Защитив докторскую, она нашла работу в Кливленде, где преподавала общую анатомию в Университете Кейс-Вестерн-Резерв[15]. Годы работы с будущими медиками в общей лаборатории никоим образом не послужили укреплению благоговейного отношения к медицинской тематике, поэтому в сорок она вновь поступила в университет, где занялась экстренной медициной, требующей невозмутимого отношения к окружающему хаосу, а также практического владения самыми разными отраслями этой науки, начиная с нейрохирургии и кончая дерматологией.
– Обожаю жесткость и силу, – пояснила она педантичным тоном, передавая Эмилио салфетку. – А хочешь, я объясню тебе, как это случается… как функционирует нос? Тут задействована интересная анатомия. Надгортанник как сиденье унитаза охватывает гортань…
– Энн! – воскликнул Джордж.
Она показала ему язык.
– В любом случае экстренная медицина – удивительно интересная вещь. За какой-нибудь час тебе привозят больного с раздавленной грудной клеткой, потом с огнестрельной раной и на сладкое ребенка с сыпью.
– Детей нет? – однажды вечером, к собственному удивлению, спросил их Эмилио.
– Никак нет. Как оказалось, мы не из той породы, которая размножается в неволе, – без смущения проговорил Джордж.
Энн рассмеялась:
– О боже, Эмилио. Тебе это понравится. А мы-то все эти годы рассчитывали мой месячный цикл! – Глаза ее округлились. – Мы думали, что дело именно в нем!
Все расхохотались.
Ему нравилась Энн, он доверял ей с самого начала. Шли недели, чувства его приобретали все более запутанный вид, и он ощущал, что все более и более нуждается в ее совете и заранее был уверен в том, что дурного Энн не посоветует. Однако признание всегда давалось ему с трудом; прошла половина осеннего семестра, и однажды вечером, после того как они с Джорджем убрали со стола, он набрался духа и предложил Энн пройтись.
– Чтобы без вольностей, –